– Ты в гроб меня вгонишь! – мама с шумом опустила руки. – Андрей, ну что же ты молчишь? Скажи ей, что мы ей ни копейки не дадим. Чтобы даже и не думала!

– Даже и не думай, дочка, – попугаем повторял Андрей Владимирович, но в его устах это звучало как-то незло и даже обнадеживающе.

– Мне не нужны ваши деньги, – шепнула Маша, пригибаясь от ужаса.

– Что? – и мама замолчала, потрясенная. – Вот, значит, как ты заговорила. Думаешь, все дело в деньгах?

– Мама, я просто хожу в автошколу. Я просто… просто должна что-то сделать. Что-то поменять. – Маша бормотала себе под нос, не надеясь на понимание. Когда речь шла о семейной безопасности, мама становилась просто фурией, и переубедить ее Маша даже не планировала. Она ее просто информировала. Это было сложно объяснить, но для Маши это решение – заняться получением прав – стало чем-то вроде веревки, за которую она уцепилась, когда ее почти уже засосало в водоворот. Деньги у нее были. Живя с родителями, все это время получая более чем хорошую зарплату, Маша скопила достаточно, чтобы не только закончить автошколу, но и купить какую-нибудь небольшую подержанную машинку. Что-то маленькое, красненькое, в чем она была бы совсем одна. Никаких разговоров, никаких косых взглядов. Музыка по своему выбору. До этого пока еще было далеко – как до звезды. Пока что на Машу кричала мама, кричал и инструктор из автошколы. Но он, как выяснилось, кричал на всех. Наверное, это очень страшно, каждый день выезжать на дорогу с такими, как Маша, зная, что от катастрофы тебя отделяют только две дополнительные педали…

Садясь за руль учебного авто, Маша испытывала одновременно и восторг щенка, которого впервые вывели погулять в парк, и ужас загнанной в угол мыши. Добавлял жару в полыхающее пламя их преподаватель теории. Теории у него имелись, это точно. В первый же день, когда усталая и измотанная пробками Маша вошла в учебный зал, то ее и других учеников встретил сияющий от непонятного счастья, источником которого, возможно, являлся алкоголь, преподаватель.

– Добро пожаловать в нашу школу! – продекламировал он и широко развел руки в стороны, отчего тут же стал похож на Щучку. Или, вернее, на коварно улыбающегося маньяка. – Приветствую вас, будущие убийцы на дорогах.

– Что? – пронеслось над залом возмущенное.

– А что? – тут же ответил преподаватель с ехидцей. – Согласно простой статистике, среди сидящих тут уже есть те, кто сядет за руль пьяными, те, кто не справится с управлением, кто не уступит дорогу пешеходу. Итак, первое, что вам нужно усвоить прежде, чем вы удобно расположитесь на водительском сиденье: все ошибки на дорогах превращаются в годы, проведенные в тюрьме. Кто-нибудь когда-нибудь был в тюрьме? Не стесняемся, поднимаем руку…

После такого начала, продолжение просто не могло не стать «увлекательным» и «познавательным», но Маша продолжала вгрызаться в автомобильный мир с яростью человека, которому нечего терять, кроме своих цепей. Ольга Дмитриевна Чезганова оказалась не только красивой, но и ухоженной настолько, что ее можно было фотографировать на обложки журналов, даже не выставляя специальный свет. И уж точно безо всякой ретуши в фотошопе.

Ольга Дмитриевна Чезганова оказалась еще и довольно-таки приятным человеком. Это перенести было особенно тяжело.

К такому повороту событий Маша оказалась категорически не готова. Каждое утро Ольга Дмитриевна приезжала на гончаровском внедорожнике, с ним или без него, здоровалась с народом, расспрашивала Семеныча о здоровье его детей, о наличии которых Маша не знала. Ольга Дмитриевна интересовалась ситуацией вокруг постоянных задержек бетона, она помогла Юле решить вопрос с офисом и ускорила переезд. Она ввела в офисе постоянные закупки чая, кофе, горячих обедов для рабочих – всего того, о чем Гончаров даже и не задумывался.

Она приветливо улыбалась Маше Кошкиной, хотя было совершенно очевидно, что Маша Кошкина уклоняется от общения с Ольгой Дмитриевной и всячески избегает встреч. Чезганова была исключительно мила и доброжелательна. Дошло до того, что она похвалила Машину прическу. Прямо так и сказала:

– Какой у вас насыщенный цвет, какие прямые гладкие волосы. А мне приходится все время пользоваться выпрямителем! – и сокрушенно вздохнула. Это было до того странно, что впервые Маша заподозрила весьма странный, но напрашивающийся факт. А что, если Гончаров вообще не стал рассказывать этой чудесной черноволосой фее с синими глазами, что у него когда-то был роман с Машей?

«Именно так, именно так», – думала Маша, яростно выкручивая руль, в сотый раз пытаясь всунуть толстобокий учебный «Хёндай» в жесткие границы парковочного места, обозначенные беспристрастными гибкими стойками.

– Ну вот, Кошкина, опять ты, считай, в стену врезалась. Как так можно? – горевал инструктор, вынимая из-под машины сбитые стойки. Маша извинялась, а сама лихорадочно соображала. Значит, он даже не счел нужным упомянуть об их романе. Ничего себе! Вот он, мир богатых. Живой человек для них – червяк. Гончаров вел себя с Машей странно. Смотрел на нее чуть ли не с вызовом, но за прошедшие недели не сказал ей, наверное, и пары слов. Все шушукался со своей длинноногой Гусеницей. Нет, Маше становилось все тяжелее и тяжелее ненавидеть Ольгу. А ненавидеть ее хотелось.

– Как я могу увидеть, что там стена, если мне эти ваши палки даже не видно.

– А ты попробуй обернуться! – ворчал инструктор.

– Как же я обернусь? – поражалась Маша. – Я же должна смотреть на руль.

– Зачем, господи, зачем тебе смотреть на руль, Кошкина? Ты боишься, что его у тебя прямо на ходу украдут? Ты смотри туда, куда твоя машина едет. А в данный конкретный момент твоя машина едет прямо на стену.

– На палку.

– Которая символизирует стену. Или ты хочешь, чтобы я тебе дал поэкспериментировать с реальной стеной? А ты готова нам потом новый «Хёндай» купить?

– Ну, поставьте вы палки пошире, – взмолилась Маша, но инструктор был непробиваем. Он, кажется, в полной мере разделял убеждение Машиной мамы о том, как и кому следует водить. Впрочем, учил он честно, тюрьмой не пугал, хотя и любил разбавлять процесс обучения долгими разговорами с философским подтекстом.

– Почему вы, Мария Андреевна, волосы не закалываете? Они же вам в рот лезут, в глаза. Не понимаю я вашего брата, барышень, – сетовал он, – ходите на ходулях, волосы отращиваете так, что из них сети рыбацкие сплести можно, ногти красите. Вот зачем ногти красить? – и он автоматически подруливал за Машу, чтобы та не вываливалась из своей полосы на встречную. Это оказалось не так просто – ехать по прямой.

– Чем же вам ногти-то не угодили? – рассмеялась Маша, вспоминая длинные, возмутительно идеальные коготки Ольги Дмитриевны.

– Не знаю. Иногда у меня появляется ощущение, что вы были бы все совершенно счастливы, если выглядели совершенно одинаково, – пожал плечами инструктор. – Тогда бы не пришлось выяснять, чьи волосы длиннее, а чьи короче. Ходили бы вы все на одинаковых шпильках, все синеглазые, худые, как палки, и мы бы вас путали. Вот был бы рай, а?