— Тогда позвольте спросить, какой смысл молодой нестандартной даме менять апартаменты с видом на Манхэттен на пещеру в степях Неандерталя? Понимаю, там у вас конкуренция. Мой совет: возьмите себе в мужья иностранца.

— Родители хотели выдать меня за одного французского киноактера, но я сделала ноги в последнюю добрачную ночь. Думаю, вы поймете меня как никто другой.

Я перестаралась — Саша явно был геем. Впрочем, он ничуть не обиделся.

— Я восхищен вашей мудростью. Вы правильно доперли, что я «голубой». Как видите, до нас тоже докатилось цунами цивилизации. А сейчас выпьем кофе, и я покажу вам наш бордель.

Березовский водил меня из комнаты в комнату, знакомя с сотрудниками редакции. Мне было не слишком приятно, когда он обнимал меня за талию, но я терпела. Я не умею быть грубой с людьми. А еще я вспомнила Юрасика…

У них с Сашей было какое-то отдаленное сходство. В чем оно выражалось, я не знала. «Голубизна» здесь вроде была ни при чем — ни один из моих знакомых геев не напоминал мне Юрасика.

— Провинция на всех накладывает свой трагический отпечаток, — изрек Саша, когда мы вернулись в нашу комнату. — Мой вам совет: не задерживайтесь здесь дольше шести месяцев. Это крайний срок.

В его голосе я уловила искренние нотки.

Взвизгнул телефон. Я сняла трубку и услыхала голос Антона:

— Где ты пропадала? Поднимайся ко мне. Тут один интересный человек заехал. Из тех, на ком наша земля держится.

В голосе Антона мне почудилась ирония.

У гендиректора АО «Красный луч» Прокопенко была типичная внешность руководителя крупного предприятия, которых любили изображать в советских фильмах. Представив нас друг другу, Антон сказал, обращаясь ко мне:

— Сделаешь интервью. Форма беседы непринужденная. Главный упор на человеческий фактор. Виктор Петрович личность в нашем городе уважаемая. Что касается его взглядов, они вполне современны. Ну, с Богом. — Он глянул на свои часы. — Вам хватит два с половиной часа на экскурсию по фабрике и все остальное? — спросил он у Прокопенко.

— Надеюсь. А как думаете вы, Лариса Николаевна?

Потом мы надрались втроем в ресторане. Угощал Прокопенко. Как выяснилось, они с Антоном были на «ты», и все равно этот банкет здорово смахивал на взятку. Натурой. Поначалу мне было не по себе, но чувство неловкости притупилось после первого бокала шампанского. Потом и вовсе улетучилось.

Мы долго ехали по сонному городу. Антон нащупал в темноте мою руку и до самого дома не выпускал из своей.

— Я следил за тобой весь вечер, — сказал он. — Этот Прокопенко явно на тебя клюнул. Тоже мне, Ланселот из Жмеринки.

— Просто мы все трое перебрали.

— Объяснение не принято. Ты выглядела совершенно трезвой.

— Ревнуешь? — в шутку спросила я.

— Представь себе. Тем более что этот мужик мне не больно по нутру.

— А мне показалось, вы друзья.

Антон обнял меня за плечи, прижал к себе.

— Не верю в дружбу в конце двадцатого века. Зато верю в любовь.

Он засунул руку мне под свитер. Я напряглась изо всех сил, стараясь не поддаться на его ласки. «Но почему? — спросила я себя. — Ведь он мне нравится как мужчина. Я даже хочу его… Нет, только не сейчас».

Антон уловил мое состояние и, кажется, не обиделся. Проводил до калитки, поцеловал. Бросил уже от машины:

— Завтра можешь не приходить в редакцию. В четверг с утра положишь мне на стол ваш тет-а-тет. Не забудь, о чем я тебе говорил. Доброй ночи.

Я взошла на крыльцо и потянулась к дверной ручке, когда дверь с грохотом распахнулась. На пороге стоял Сергей. Он был в расстегнутой рубашке. Увидев меня, вышел на крыльцо и бесшумно прикрыл за собой дверь.

— Аэлите наскучил Марс, и она спустилась на Землю. Но она здесь не задержится — космолет остался на околоземной орбите и готов подхватить ее в любой момент и умчать в таинственные глубины космоса. Не слушай меня — я сегодня напился с горя или от радости, уже не помню. Он тебя целовал, да? Теперь давай я поцелую!

Сергей схватил меня за плечи. Я вывернулась и попыталась открыть дверь, но он загородил ее спиной.

— Не бойся — силой не стану. Значит, ты меня не любишь, а я-то напридумал!.. Прости. Я, наверное, принял тебя за другую. — Он взял меня за руку, перевернул ее ладонью кверху и стал изучать ее, лаская своими мягкими пальцами. Перед моими глазами были его длинные золотистые волосы. Мне вдруг захотелось прижаться к ним щекой.

— У тебя сильная рука, значит, характер тоже не из слабых. Только борьба с самой собой может закончиться полным фиаско. Какое неприличное слово, верно?

Он смотрел на меня совершенно трезвыми глазами и улыбался.

— Хватит ломать комедию. Пусти, я замерзла.

— Не смею удерживать. — Он толкнул ногой дверь. — А я, как ты догадалась, не такой уж и пьяный. Только жене ни слова.

Он зажег сигарету и спустился в сад.

Тамара, сгорбившись, сидела за столом. Она попыталась мне улыбнуться, но ничего из этой затеи не вышло. Зинаида Никитична спросила:

— Сережа во дворе?

— Он… курит в саду.

Я потянулась к вешалке, чтоб повесить куртку.

— Никуда он не денется, — слышала я словно издалека голос Зинаиды Никитичны. — Ну, выпил. С кем не случается? Он пьет гораздо реже, чем другие.

— А раньше он вообще не пил! — сказала Тамара зло. — После отпуска он уже в пятый раз напивается. И орать на меня стал. Ты ведь слышала.

— Сама виновата: не надо к пьяному человеку цепляться. А тем более по всяким мелочам. Сережа тихий, когда выпьет, а ты кидаешься на него, как цепная собака.

Я почувствовала себя лишней при этом разговоре и хотела было удалиться к себе, но Тамара подскочила ко мне и схватила за рукав свитера.

— Не уходи! Мне так тяжело. — Она упала мне на грудь и зарыдала. — Разве ему такая жена, как я, нужна? Он мечтает о молодой и здоровой. О тебе мечтает, Ларочка.

— Перестань ерунду молоть! — рассердилась Зинаида Никитична. — Спятила совсем. Нужно взять себя в руки, иначе…

Хлопнула входная дверь. Сергей ввалился в комнату, постоял на пороге, привалившись к дверному косяку, и, шатаясь, направился в нашу сторону.

«Господи, кажется, он на самом деле того…» — подумала было я и тут же встретилась глазами с ясным незатуманенным взглядом Сергея. Он заключил нас в объятия, положил голову на мое, потом на Тамарино плечо.

— Не серчайте на меня, девочки. — Он чмокнул нас по очереди в щеку. — Я ваш до кончиков ушей. Ваш, ваш… — Он закружил нас по комнате. — Тамарочка, сыграй вальс Шопена. Тот самый, который по радио передавали, когда мы жарили в Дюрсо шашлыки, а Лара наступила на ужа. Иди же. — Он подтолкнул Тамару к роялю. — А мы с Ларой потанцуем.