Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дверь мне открыл как раз товарищ Петров, выглядящий крайне грустно, но со мной он поздоровался и пожал руку, приглашая войти внутрь.
На кухне сидела Аня, со скрещёнными руками на груди, красными глазами и опухшим носом, явно опять плакала. На меня она старалась не смотреть, опустив глаза. Её отец вернулся и сел за стол.
— Колбасу будешь? — спросил он.
— Нет спасибо, поем лучше у Галины Леонидовны, — хмыкнул я.
При этих словах плечи Ани вздрогнули, и она, отвернув лицо, заплакала. Попросив взглядом её отца уйти, я пододвинул стул к ней, обнял её и поцеловал за ухом.
— Как не приду, в этом доме одни рыдания, тебя можно уже к центральному водопроводу подключать для обеспечения жильцов дома бесплатной водой, правда солёной.
— Ты меня никогда не простишь? — она повернулась ко мне, вздрагивая телом, когда я её целовал.
Я дотронулся губами до носа и губ.
— Никогда, если этот твой Вадим сожрал всю мою колбасу!
Она при первых словах снова пыталась заплакать, но когда я закончил, она против своей воли фыркнула.
— Ваня! У меня ничего с ним нет, я тебе говорила, мы просто друзья!
И стукнула меня по плечу.
— Эй, — возмутился я, показывая глазами в сторону коридора, — всё? Можем продолжить разговор?
Она закивала, вытирая глаза и сама позвала отца. Когда он зашёл, едва не на цыпочках, внимательно смотря на нас, то я не стал отпускать её из объятий.
— Я маме всё рассказала, — она посмотрела на меня, — какой её Евгеша «хороший», и какой ты «плохой». Она с тётей Светой меня обманули, сказав, что ты теперь живёшь с Брежневой, упав к её ногам за звания и деньги, как и остальные мужики, которые у неё были.
— Семейная ссора всё же состоялась, — хмыкнул я.
— И с подругами рассталась! — она твёрдо на меня посмотрела, — которые говорили, что ты мне не пара.
— Как-то слишком много событий всего за несколько дней, — удивился я.
— Я приняла решение, что снова объявлю всем, что мы с тобой вместе.
— А-а-а, так ты успела оказываться со мной расстаться?! — удивился я, — вот это новости.
— Мы пытались вывести её из-под удара, — наконец произнёс её отец, — иначе Аню бы уволили с работы в МИД-е и лишили этой квартиры. Не мне тебе объяснять, что будет, если Брежнева узнает, что вы опять вместе. Ты для неё словно красная тряпка из-за своего поведения.
— Вы меня обманули! — Аня его перебила, а глаза злобно сверкнули, — Вы. Меня. Обманули!
— Так, давайте все успокоимся, — я мирно поднял руку, — как отвергнутый и брошенный парень, у меня тоже есть, что сказать.
Взгляды спорщиков перевелись на меня.
— Очень хочется сказать, две вещи: «ну я же говорил» и «я тебя бросаю».
При этих словах Аня всхлипнула.
— Но пусть я и не одобряю методов твоих родителей, но они правы в том, что ты точно не захочешь жить так, как сейчас живу я, под гнётом мести дочери всесильного Генерального секретаря.
— Что ты хочешь этим сказать? — удивилась она.
Я стал рассказывать, о своей нынешней жизни и чем больше я перечислял, в какие условия меня загнали, лишив даже остатков того, что у меня было своего, она с расширенными глазами от удивления и недоумения, всё это слушала.
— Так что я точно не хочу, чтобы всё это произошло и с тобой тоже, — заключил я, поцеловав её в щёку.
— Но, это неправильно! Так не должно быть! — она растерянно переводила взгляд с меня, на отца. Но тот пожал плечами.
— Если бы я попытался тебя прикрыть, то следом лишился своей должности я, потом квартиры, затем пострадала бы наверняка мама, — ответил он и продолжил. — Ваня в своей непринуждённой манере заводит себе уж слишком могущественных врагов. Я не должен говорить этого, но думаю вы люди взрослые и не будете об этом рассказывать дальше. Единственная причина, по которой он всё ещё не в тюрьме по надуманному обвинению — это личное вмешательство председателя КГБ Андропова. Он ознакомился с делом Ивана, его биографией, спортивными успехами, а также рекомендациями тренеров и принял решение, что нечего престарелой … хм…даме, портить жизнь перспективным талантам, отстаивающим честь страны, пусть ищет себе того, кто сам ляжет под неё по своей воле.
— А-а-а, — протянул я, вспомнив ко мне уж слишком бережное отношение инструкторов КГБ, — а я-то думаю, почему мне вообще всё разрешают в школе.
— Юрий Владимирович ценит профессионалов, — её отец внимательно посмотрел на меня, — наши органы сейчас сильно перетряхивают, многих увольняют по серьёзным статьям. Те же, кто проявил себя за эти годы преданным делу сотрудником, все идут на повышения. Так что наверняка спросили и их мнение о тебе, а Юрий Владимирович прислушивается к словам старых кадров.
— Евгения поэтому избили? — поинтересовалась Аня.
— Да, отправлять его под суд не стали, чтобы не позорить отца, но уволить из органов и в назидание остальным показать, что он был неправ, лучшие бойцы Семёрки смогли, — развёл он руками, — о том, что он ухаживал за молоденькими сотрудницами МИД-а и встречая сопротивление, насиловал их, знают теперь многие из наших.
— И что теперь делать нам? — она растерянно смотрела на меня и его.
— Ну, вообще-то у нас был другой план с твоим отцом, — я прокрутил в голове варианты и решил придерживаться первоначальных договорённостей. То, как Аня уж слишком быстро поверила рассказам родных и друзей о якобы моём предательстве, царапнуло моё сердце больше всего. И если я раньше планировал до расставания поддерживать с ней хорошие отношения, то теперь, сама мысль о том, чтобы заниматься с ней сексом, улыбаться, глядя в глаза, внушала мне неприязнь. Я мог притворяться, но не до такой степени.
— Какой план? — удивилась она.
— Вывести тебя за границу, — её отец сразу понял, о чём я говорю, — мы это обсуждали с Ваней, и он был не против.
— Как заграницу? Я не хочу уезжать! Не теперь! — она помотала головой и вжалась в меня.
— Ну Анют, у тебя нет выбора, — с видимым сожалением сказал я, — быть вместе мы не можем, чтобы не пострадала ты и твоя семья, а если Брежнева только заподозрит, что мы тайно встречаемся…
Я сделал паузу, и за меня закончил её отец.
— То сорвётся, и эта возможность защитить тебя.
Она растерянно на него посмотрела.
— А куда? Когда?
— Думаю