Ренни стонет.

– Мама, я тебе уже говорила! Этот принт двухлетней давности. Да, Лил?

– Не помню, – отвечаю я, хотя знаю, что Ренни права. У моей мамы блузка с таким же узором. Она ее больше не носит. – Но вам очень идет!

– Спасибо, милая! – миссис Хольц разворачивает меня к себе и награждает двумя поцелуями, по одному в каждую щеку. – Эй! Вам, девочки, стоит заглянуть сегодня в галерею. Я выставляю восхитительного местного художника, который создает морские пейзажи из витражного стекла.

Похоже, наши с Ренни лица не выражают особого энтузиазма, потому что она добавляет:

– Я разрешу вам выпить вина, если обещаете спрятаться в служебной комнате.

– Может, зайдем, – говорит Ренни, но в ее взгляде читается «ни за что на свете».

Алкоголем нас не заманишь. Во-первых, мы терпеть не можем вино. Во-вторых, у Ренни под кроватью спрятано как минимум три бутылки ванильной водки. Она берет ее у барменов в «Галстуке-Бабочке».

Миссис Хольц заказывает нам пиццу: одну половину, с грибами и луком, – для Ренни, другую половину, с сыром, – для меня. Пока доставляют заказ, мы с Ренни идем в ее комнату делать маникюр. Я выбираю светло-розовый оттенок, «балетные туфельки», очень бледный, почти белый. Ренни выбирает огненно-оранжевый цвет, «ча-ча-ча». Пока ногти сохнут, она идет в душ. Я падаю на ее постель.

Целая стена в комнате Ренни посвящена нашей дружбе. Еще там висят фотографии с Эшлин, Ривом и всеми остальными, но в основном мы вдвоем. Мы в самом центре. Моментальные снимки, которые мы сделали в фотобудке на ярмарке. Билет на метро, когда мама взяла нас в Нью-Йорк на мой четырнадцатый день рождения. Бродвейская афиша с той же поездки. Мне становится грустно. Теперь эти воспоминания кажутся очень-очень далекими.

Миссис Хольц заглядывает в комнату.

– Пиццу принесли, Лил!

– Хорошо! – говорю я, освещая ее большой счастливой улыбкой. – Спасибо, Пэйдж.

Я чувствую себя странно, называя маму Ренни по имени, но она всегда на этом настаивает.

Вместо того чтобы уйти, она прислоняется к двери.

– Я так рада, что ты сегодня зашла. Забавно: я только сегодня утром говорила Рен, что не видела тебя целую вечность!

Прошла неделя, что может показаться не таким уж и большим сроком, но раньше мы с Ренни проводили вместе так много времени, что практически жили друг у друга. Повисает пауза, и мне кажется, что миссис Хольц ждет от меня объяснений. Но потом она смеется и говорит:

– Не пугайся так, дорогая! Я на тебя не сержусь! Я знаю, как сильно вы теперь заняты с уроками и тренировками по чирлидингу.

Я киваю, как будто проблема именно в этом.

– Ты знаешь, как нравишься мне. Из всех друзей Ренни ты у меня самая любимая. Я просто хочу, чтобы вы, девочки, всегда оставались вместе.

Я снова киваю. Миссис Хольц постоянно повторяет, что я ее любимица. Это, конечно, приятный комплимент, но сегодня от таких слов я чувствую себя неловко. Видимо, мучает совесть.

Ренни выходит из ванной в двух полотенцах, одно обернуто вокруг тела, а второе – на голове.

– Пиццу принесли, Рен! – говорит миссис Хольц.

– Круто! Спасибо, мам. Хорошего вечера! – Ренни практически закрывает дверь у мамы перед носом.

Она снимает полотенце с головы и бросает его на кровать. Чтобы освободить место для фена, ей приходится вытащить из розетки шнур от кондиционера. Я открываю окно, чтобы в комнате не стало очень жарко. Ренни сидит на полу перед зеркалом, что висит на двери в спальню, и сушит волосы круглой щеткой.

– Итак, что будем сегодня делать? – спрашивает она.

Я слезаю с ее кровати и на коленях подползаю к ней.

– Давай пойдем в кино. Мы уже целую вечность там не были!

Мы с Ренни всегда ходим в кинотеатр, когда на улице дождь. А в это лето почти всегда светило солнце. Но сегодня я хочу пойти на фильм лишь для того, чтобы не разговаривать с ней и не смотреть на нее.

– О да! Устроим девичник? Я, ты и Эш?

– Нет, парней тоже зови.

Я должна была это сказать, потому что так сделала бы прежняя Лилия. Нельзя показывать, будто что-то изменилось.

– Только Рива и Пи-Джея? Или Алекса тоже? Он все еще дуется из-за того, что мы ушли с его вечеринки?

– Уверена, он это пережил. – Я начинаю расчесывать волосы. – Кроме него кто еще купит мне конфет?

Заливаясь смехом, Ренни откидывается назад и опрокидывает меня вместе с собой. Она сжимает мое колено, и я невольно смеюсь, потому что не выношу щекотки. Потом Ренни переворачивается на бок и улыбается мне.

– Лил, – говорит она, выдыхая, – я так рада…

Я не знаю, чего она ждет: что я закончу фразу за нее? Но я молчу, и она ложится на спину. Не глядя на меня, она говорит:

– Ты правильно поступила, забыв об этом.

Я впиваюсь ногтями в ладонь и чувствую, как еще не высохший лак остается на коже.

– Знаю, – говорю я, закрыв глаза.

Я проснулась оттого, что Ренни трясла меня за плечо.

– Вставай, Лилия! Вставай!

Было темно. Я лежала на кожаном диване, ноги свисали с одного края. Моих майки и шорт нигде не было. Я была в своем слитном купальнике.

– Что происходит? – прохрипела я.

Губы были сухие, голова кружилась.

Я никогда раньше не видела, чтобы у Ренни были такие широко раскрытые глаза. Она наклонилась к моему лицу и прошептала:

– Тсс!

От нее несло текилой. В руках она держала туфли.

– Уходим отсюда!

Я села на диване, и комната закружилась. Я все еще была пьяна. Кто-то спал на кровати. Моего спутника, Майка, в комнате не было. Я не знала, где он.

Ренни ползала на четвереньках, пытаясь нащупать в темноте мою майку. Когда она нашла ее где-то под столом, я быстро надела ее через голову. Шорты я обнаружила за одной из диванных подушек. Ренни тихонько открыла дверь спальни, поглядывая на парня в постели. Меня она выпустила первой.

Дом был перевернут вверх дном. Мы проходили мимо комнат, в которых спали люди. Некоторые растянулись на матрасе в гостиной. Стараясь не дышать, я бежала к двери, и Ренни – за мной.

Мы не останавливались, пока не оказались на подъездной дорожке. Я оперлась на почтовый ящик, пытаясь восстановить дыхание. Ренни наклонилась, чтобы надеть туфли. Я стояла рядом с ней, пытаясь понять, что случилось, куда делась ночь. В моей голове все было расплывчато.

Но потом я вспомнила, как пила текилу рюмками, как пошла за ребятами в спальню. Они сказали, что мы будем смотреть фильм. Майк целовал меня в шею. Он поднял меня и посадил на стол. Я отвечала на поцелуй. Мне это нравилось. А потом перестало. Я сказала «нет». Кажется, я сказала «нет». Он что, меня не слышал?