- Я не продаюсь! – Полина попыталась толкнуть меня ногой в грудь, но меня это только позабавило.

- Я могу дать тебе не только деньги. Тебе понравится.

- Ты просто не способен привлечь женщину! – Отчаянно барахтаясь, прорычала она. – Никто не хочет с тобой, поэтому и приходится угрожать!

И вот тут в меня словно бес вселился.

Я одним движением подался вперёд, разорвал на ней трусики и навалился сверху.

- Не надо! Пожалуйста, не надо! – Визжала она, пока я лихорадочно расстёгивал ширинку и приспускал брюки.

В висках колотился адреналин, я не видел ничего, кроме её молочной кожи, её покатых бёдер, её мягких губ, в которые мне срочно требовалось впиться губами. С трудом нащупал в кармане резинку, разорвал зубами фольгу, неуклюже раскатал по члену.

- Ну, же, - пробормотал я, задыхаясь, и подтянул её к себе. – Будь послушной. – Прилетающие в лицо удары меня уже не отвлекали, я хотел поскорее оказаться внутри неё. – Тебе понравится больше, чем с твоим грязным узбеком, обещаю.

Я рывком уложил её пониже и с силой развёл её ноги. Волосы Полины так красиво разметались по подушкам, лицо разрумянилось, но глаза продолжали смотреть на меня с каким-то диким ужасом, и это очень раздражало.

Зачем нужно было строить из себя недотрогу? Какая ей разница, где и с кем? Неужели, я так сильно её пугал?

- Не сопротивляйся, иначе будет больно. – Прошептал я ей в лицо.

Сдавил своей тяжестью.

- Убирайся! Не трогай! Пусти!

- Слишком много слов, Полина. У тебя такой сладкий ротик, и он предназначен не только для разговоров.

- Нет! – Она стала хватать ртом воздух, будто ей нечем было дышать.

Мой член дёрнулся от нетерпения, оказавшись прямо у входа в её влажную, горячую глубину, меня затрясло от желания обладать ею, но я всё ещё вынужден был дожидаться, когда она успокоится и посмотрит на меня.

Меня захватило странное, больное ощущение: мне хотелось, чтобы она тоже хотела меня. Мои мозги взрывало от этих эмоций.

- Пусти! – Мерзавка воспользовалась моментом и вцепилась мне в лицо ногтями. Кожу обожгло глубокой царапиной. – Не трогай меня! Пусти! Я девственница!

И только в этот момент я понял, что она воет, захлёбывается в рыданиях и фактически скулит, пытаясь вырваться. И только один толчок отделял меня от грязи, в которой я собирался выпачкать её идеальное тело. А теперь этот жалобный взгляд и крокодильи слёзы из огромных, почти бездонных глаз. И мне кто-то разом будто перекрыл кислород.

Я не мог этого сделать.

Я хотел, чтобы она сама меня просила. Чтобы хотела МЕНЯ, а не потное, спешное, гнусное  соитие на диване, на котором перебывал ни один десяток продажных девок. Я всегда платил им, но никогда не насиловал, не издевался и не извращался. Я покупал их согласие, их тела и эмоции, которые они разыгрывали передо мной, делая вид, что тоже хотят меня.

 А с этой Полиной я стал буквально невменяемым.

Мне постоянно хотелось уколоть её побольнее, сжать, сдавить, смять, растоптать. Хотелось причинить ей боль за то, что она одним своим взглядом сумела пробраться внутрь меня и вонзить туда свои шипы. Хотелось до хруста в костях, до ломоты в мышцах оказаться внутри неё, пометить её собой, подчинить своей воле.

И вот теперь я оказался на ней, как и планировал. С членом, с силой сжатым рукой у самого основания и готовым прорваться меж красивых, гладких, розовых лепестков. С остекленевшим взглядом, тяжелым дыханием, с помутившимся рассудком и огромным, как океан, чувством вины.

Передо мной маячили её разметавшиеся светлые волосы, её острые твёрдые соски под тонкой тканью смятого платья, её плоский живот с аккуратным пупком и её удары, удары, удары – по моей груди, по щекам, по плечам.

Они сыпались на меня отовсюду. Полина рычала, пиналась, кусалась, а я не слышал ничего. Меня трясло под звук её протестующих всхлипов и душило от острой жажды кончить.

- Девственница! – Прокричала она. Эти слова донеслись до меня через туман. – Я Халима даже толком не знаю! Мне просто деньги были срочно нужны, маме на лечение, а ему вид на жительство! Это фиктивный брак, всего на год!

Отвращение к самому себе накрыло меня с головой. Я отшатнулся и резко ударил по спинке дивана. Этот удар предназначался мне самому: за её слова, за её сорванный голос, за слёзы.

- Да кто ж замуж выходит ради пары десятков тысяч, дура?

Полина открыла глаза.

- У меня мама умирала, ей лекарства были нужны! – Она выбралась из-под меня, утирая слёзы. – Тебе не понять, ты никогда в такой ситуации не был! – Пошатываясь и не обращая внимания на оставленную у дивана обувь, она метнулась к двери. – Скотина! Урод! Ничтожество! Я всё расскажу! Я всё ему расскажу!

Оглушительно хлопнула дверь.

Я провёл ладонью по лицу и с удивлением обнаружил на пальцах кровь. Она изодрала мне лицо, а я даже не помнил этого. Всё смешалось: похоть, лихорадка, дрожь, одержимость. Рядом с диваном, на полу, валялись белые кружевные трусики, разорванные моими собственными руками.

Я выругался. Во рту расползался противный привкус горечи.

Чувство ненависти к этой Полине разрасталось, угрожая затопить всё вокруг. Мне хотелось задушить её, прибить, заставить замолчать любым способом, хотелось… хотелось…

Хотелось постепенно узнавать её, приручить, вкушать по капле её невинность и чистоту, наслаждаться ею, быть первым там, где и никто и никогда до меня не был, хотелось доставить ей удовольствие.

Я вскочил, схватил тяжелый стеклянный столик и с размаху обрушил его на пол. Грохот пошатнул стены, по полу разлетелись тысячи осколков, они осыпали мои ноги.

Я ненавидел эту Полину. 

За то, что вытащила из меня все эти эмоции и дала почувствовать себя полным ничтожеством. За то, что сломала меня своими хрупкими ручонками и своим маленьким перепуганным личиком. За то, что поставила на колени моё внутреннее чудовище и ударила по нему наотмашь. За то, что встала между мной и Виком.

Я отчаянно её ненавидел!

Я бежала вниз по скользким холодным ступеням и захлёбывалась в слезах. Мне было страшно, что он побежит за мной, и всё продолжится. Осколки страха слишком глубоко вошли под кожу, чтобы я могла сейчас хоть сколько-то соображать. Я просто бежала: не видя ничего перед собой и ничего не слыша.

«Не сопротивляйся, иначе будет больно!» - эти слова снова и снова звенели в мозгу.

Сопротивляться? Да мне сперва было настолько страшно, что я не могла и пошевелиться. Особенно, когда он водил ладонями по моим бёдрам и подбирался всё выше и выше. Я даже не понимала, откуда потом взялись силы на сопротивление?

Пробежала мимо консьержки, даже не глядя в её сторону. Однажды она уже отвернулась, поэтому не стоило ждать от неё помощи. Толкнув дверь, я выбежала на улицу и помчалась в сторону соседнего здания. Мелкие камешки и дорожная пыль резали мои ступни, а я всё оборачивалась и оборачивалась, чтобы убедиться, что чудовище не догонит меня.