Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он вышел из дома и спустился к Нюбергу. За ограждениями стояла толпа народа.
— Нашли что-нибудь? — спросил Валландер.
Нюберг держал в руке ведро песка.
— Ничего, — ответил он. — Но если он был убит на берегу и упал на песок, надо искать следы крови. Кровь должна была брызнуть струей — на лбу находится мощный кровеносный сосуд.
Валландер кивнул.
— Где был найден баллончик? — спросил он чуть погодя.
Нюберг указал на место за ограждениями.
— Сомневаюсь, что баллончик как-то связан с этим убийством, — сказал Валландер.
— Я тоже, — согласился Нюберг.
Валландер уже собрался было вернуться к автомобилю, как вспомнил, что у него был еще один вопрос к Нюбергу.
— Лампа у входа в сад была выбита, — сказал он. — Не посмотришь?
— А от меня ты чего хочешь? — спросил Нюберг. — Мне что, новую вкрутить?
— Я просто хотел узнать, почему она не горит, — сказал Валландер. — И больше ничего.
Он вернулся в управление. Небо было серым, но дождя не предвиделось.
— Журналисты звонят весь день, не переставая, — сообщила Эбба, когда он проходил мимо дежурной части.
— Им назначили встречу на час дня, — ответил Валландер. — А где Анн-Бритт?
— Вышла секунду назад. Она не сказала, куда направляется.
— А Хансон куда подевался?
— По-моему, он у Пера Окесона. Найти его?
— Нам надо подготовиться к пресс-конференции. Проследи, чтобы в конференц-зале было достаточно стульев. Будет очень много народа.
Валландер вошел в свой кабинет и стал готовиться к выступлению перед прессой. Где-то через полчаса в дверь постучала Анн-Бритт Хёглунд.
— Я ездила к Саломонсону, — сказала она. — Кажется, я нашла ключ к загадке, где девушка раздобыла столько бензина.
— У Саломонсона на скотном дворе хранился бензин?
Анн-Бритт утвердительно кивнула.
— Тогда все понятно, — сказал Валландер. — Значит, она могла прийти на рапсовое поле пешком. Ей незачем было ехать на машине или на велосипеде.
— Могли они быть знакомы с Саломонсоном? — спросила Анн-Бритт.
Валландер задумался.
— Нет, — ответил он. — Саломонсон не соврал. Он до этого никогда ее не видел.
— Значит, девушка пришла откуда-то пешком. Она зашла на скотный двор и нашла канистры с бензином. Пять из них она захватила с собой на рапсовое поле. А затем подожгла себя.
— Примерно так, — сказал Валландер. — Даже если мы установим личность, нам никогда не удастся до конца разобраться в том, что же в действительности произошло.
Они сходили за кофе и обсудили, что будут говорить на пресс-конференции. Около одиннадцати к ним присоединился Хансон.
— Я разговаривал с Пером Окесоном. Он сказал, что собирается связаться с главным прокурором.
Валландер оторвался от своих бумаг и удивленно посмотрел на него.
— Это еще зачем?
— Густав Веттерстедт был когда-то важной птицей. Десять лет назад убили премьер-министра. А теперь убит министр юстиции. Думаю, он хочет проследить за тем, чтобы расследование проводилось с особой тщательностью.
— Если бы Веттерстедт до сих пор был министром юстиции, это было бы понятно, — сказал Валландер. — Но ведь умер пожилой пенсионер, который уже давно не при делах.
— Скажи об этом Окесону сам, — ответил Хансон. — Я просто пересказал его слова.
В час дня они сидели в конференц-зале на невысокой трибуне. Они договорились по возможности сократить встречу. Самое главное — предотвратить шквал диких и необоснованных газетных спекуляций. Поэтому они решили отвечать расплывчато на вопрос, как был убит Веттерстедт. Они вообще не будут упоминать о содранном скальпе.
Зал был битком набит народом. Как и предсказывал Валландер, шведские газеты решили, что убийство Веттерстедта — дело чрезвычайно важное. Валландер насчитал три видеокамеры разных телеканалов.
Потом, когда конференция была окончена и последний журналист удалился, Валландер отметил, что все прошло на редкость гладко. На вопросы они отвечали очень коротко, все время ссылаясь на то, что в интересах следствия они не могут говорить более подробно и сообщать детали происшедшего. Под конец журналисты поняли, что им не пробиться сквозь невидимую стену, которую Валландер выстроил вокруг себя и своих коллег. Когда журналисты покинули зал, он позволил представителям местного радио взять у него интервью, тогда как Анн-Бритт Хёглунд стояла перед одной из видеокамер.
Под конец пресс-конференции Пер Окесон незаметно прокрался в зал и встал позади журналистов. Теперь он поджидал, когда Валландер освободится.
— Говорят, ты собираешься позвонить главному прокурору, — сказал Валландер. — Уже поступили какие-нибудь указания?
— Он хочет, чтобы его держали в курсе дела, — ответил Пер Окесон.
— Мы будем информировать тебя каждый день, — заверил его Валландер. — И, разумеется, сообщим, когда в деле произойдут серьезные сдвиги.
— У тебя все?
— Все.
В четыре часа ненадолго собралась следственная группа. Валландер знал, что сейчас работа идет полным ходом, не время для отчетов. Они договорились встретиться на следующий день в восемь, если не произойдет каких-либо чрезвычайно важных событий.
В пять Валландер вышел из полицейского управления и поехал к Саре Бьёрклунд. В этой части города он практически никогда не бывал. Он припарковался и прошел через садовую калитку. Дверь открылась, прежде чем он успел подойти к дому. Женщина, стоявшая на пороге, оказалась моложе, чем он предполагал. Ей можно было дать лет тридцать. Она и была той самой «поломойкой», служившей у Густава Веттерстедта. Он мельком подумал о том, знала ли она, как называл ее Веттерстедт за глаза.
— Добрый день, — сказал Валландер. — Я звонил вам сегодня. Это вы Сара Бьёрклунд?
— Я вас узнала, — ответила она, кивнув.
Она пригласила его в дом. На столе в гостиной стояло блюдо с булочками и кофе в термосе. С верхнего этажа доносился голос мужчины, который пытался приструнить расшумевшихся детей. Валландер сел и огляделся вокруг. Если бы он увидел на стене рисунки своего отца, то совсем не удивился бы. «Собственно, для полноты картины не хватает только их», — мелькнуло у него в голове. Пожилой рыбак, цыганка и плачущие дети уже висели на своих местах. Недостает только папиных пейзажей. С глухарями или без.
— Хотите кофе? — спросила она.
— Можно на ты,[3]— ответил Валландер. — Спасибо, не откажусь.