Паренек замялся. Было видно: хочет добавить что-то еще, но не решается.

— Мишка, я тебе плачу за правдивую информацию! Давай выкладывай, что там у тебя?

— Теть Тань, вы не думайте, что я заливаю! Когда этот джип приезжал к нам во двор, дней десять назад, номер на нем был совсем другой. Вот!

Ну дела… Прямо как в сказке: чем дальше — тем страшней.

— Ты в этом уверен, парень?

— Уверен, теть Тань. Я в тот день получил «кол» по русскому… Потому и запомнил, что в номере у джипа тоже был «кол», единица то есть. А никаких девяток не было, точно! Больше я ничего не запомнил. Мы с пацанами все вокруг машины крутились: такую классную тачку не каждый день увидишь! Пока один из этих мужиков нас не шуганул. Только я вам точно говорю: номер другой был, не тот, что в воскресенье!

— Я тебе верю, Мишка. Но почему тогда ты думаешь, что это был тот самый джип?

— Да не думаю я! Он это был, теть Тань, точно!

У него же задний бампер слева поцарапан — наверно, кто-то совсем недавно «приложил». И еще…

— Еще что?

— На заднем стекле голая баба налеплена. И желтая луна вверху.

— Луна?

— Ну, то есть не луна, а месяц — серпом.

— Н-да… И все это ты видел и тогда, у вас во дворе, и в воскресенье — по дороге из Гаевки?

— Ну а я про что вам говорю? Та самая тачка была, вы не сомневайтесь, теть Тань.

— Да я уже и не сомневаюсь. А ты не видел случайно, куда этот джип повернул в воскресенье: в сторону Тарасова или в другую — на Усть-Кушум?

— В Тарасов. Я видел, он ведь нас догнал совсем близко от выезда на трассу.

— Эге, да я вижу, ты стоишь даже трех баксов, Михаил Васильич Ефимов! И они будут твоими, если ответишь еще на один вопрос: во сколько это было?

— В воскресенье-то? Постойте, теть Тань… Мы вышли от тети Вали без пяти два, а там идти всего пятнадцать минут.

Я еще немного поспрашивала пацаненка, вручила ему деньги, которые он засунул в свои стоптанные полукеды, и отпустила с миром, еще раз наказав хранить наш разговор в строжайшей тайне. А сама, не теряя больше времени, покинула «край Вселенной» и взяла обратный курс к цивилизации: к асфальту, уличным фонарям и пиву «Хольстен» на каждом углу Может, эти ценности покажутся кому-то пошлыми, но я к ним привыкла.

В сущности, на улице Крайней я узнала не так уж много. Но зато стало ясно: предстоящую ночь мне опять не придется провести в собственной постели.

Во всяком случае, большую ее часть.

Вот и поворот на Гаевку. Брр, какая же темень!

Я выключила фары и осторожно съехала на узкую асфальтовую дорогу, что едва заметной серой лентой убегала вправо от трассы и исчезала в темном лесном массиве. Чернота безлунной осенней ночи тотчас окружила меня со всех сторон, просочилась в салон, где лишь приборная доска слабо мерцала огоньками.

Медленно и почти бесшумно машина ползла в этой черноте, с трудом разбивая капотом ее густые, вязкие волны.

Пятнадцать минут ходу, сказал мальчишка. И езды — такой, как сейчас, — должно быть, столько же.

Впрочем, ехать я все равно не собираюсь.

Так уж получилось, что в Гаевке, соединившей в себе учебное хозяйство сельхозинститута и дачный поселок, мне еще не доводилось бывать. Хотя в последнее время и повод вроде имелся: мне было известно, что здесь находится одна из дач Альберта Кравчука. Одна из дач, про которую, как я подозревала, он и сам забыл. Ни разу за полтора месяца, в течение которых я его «пасла», он не наведался в свои гаевские владения, не назначил там ни одной встречи, не привез туда ни одной любовницы. Никто из его вассалов туда тоже не ездил. Гаевка вообще не фигурировала в их разговорах и тем более в делах. Поэтому и у меня не было интересов в этих краях. Вплоть до сегодняшнего вечера.

Не выпуская из виду дорогу — и впереди себя, и сзади, — я оставила полевую руку группку невысоких, но густых деревьев. И сразу увидела то, что искала: крохотную уютную полянку, со всех сторон укрытую зеленью от посторонних глаз. Дав лево руля, я через пару минут заглушила мотор в непроходимой, как мне показалось, чаще. Посидела, покурила и собралась с мыслями. Потом в кромешной тьме выбралась из машины и предприняла дополнительные меры по маскировке. Убедившись, что машина стала абсолютно невидимой, я бросила в ее сторону прощальный взгляд и потихоньку тронулась лесом в сторону селения. Мои противоударные часы с подсветкой показывали начало двенадцатого. А все необходимое для предстоящей операции снаряжение было у меня за спиной — в компактном, но вместительном рюкзачке, который я на всякий случай постоянно вожу с собой в машине.

У меня не было ни малейших соображений, где искать подрывную команду Лечи Акмерханова. А от того, что я не знала Гаевку, их было еще меньше. Ближе к ночи опять осмелел голос рассудка, твердивший, что из моей ночной вылазки выйдет пшик. Если даже эти ребятки побывали здесь в воскресенье, то разве это означает, что они постоянно базируются в этих местах? Может, они тоже в гости приезжали.

Наверняка я знала одно — гаевская усадьба Кравчука называется «Башней». Под этим именем она значилась в документах из сейфа его адвоката, в который мне однажды удалось заглянуть. Почему именно «Башня», где она возвышается и как охраняется — все это были загадки, которые мне предстояло решить нынешней ночью. И раз уж мне все равно придется обшаривать поселок в поисках террористов, то отчего бы не начать с «Башни»?

Очень скоро лесная тропинка уперлась в чей-то участок, обнесенный сеткой-рабицей, и мне пришлось выйти на «большую дорогу». Отныне мое «инкогнито» могло рассчитывать лишь на тень плодовых деревьев да на рельеф местности. Я превратилась в глаза и уши. Но уши мои улавливали только шепот ветерка, уговаривающего осеннюю листву, а глаза — разнообразные оттенки серого цвета. Нигде не было ни намека на присутствие человека: середина недели, да еще в конце сентября, — явно не пик дачного сезона. Правда, существовала вероятность встретить бомжей, промышляющих подачам, или других воришек, но… В конце концов, на них мы можем напороться и в собственном подъезде в центре города! На такой случай у меня всегда найдется «наш ответ Чемберлену».

Хотя, конечно, в нынешней ситуации меньше всего хотелось бы шуму.

Время приближалось к полуночи, когда я, словно былинный витязь, оказалась на перепутье трех дорог, где лежал громадный валун. Вот только инструкций на нем не было: куда пойдешь и что там, соответственно, найдешь. Левый поворот, по моим расчетам, должен был привести в учхоз, а грунтовая тропинка, змеившаяся прямо, пересчитывала фанерные калитки «шестисоточников». Поэтому я, осмотревшись, решила двинуть направо, где вырисовывались настоящие дачи.

Блуждая по мертвому городу богачей, я совсем потеряла счет времени. Глаза ломило от постоянного напряжения, дрожали коленки, болели руки, израненные острыми колючками и не к месту понатыканными гвоздями… Мне казалось, что и самая превратилась в привидение, в призрак дачной Гаевки, приговоренный скитаться здесь до восхода солнца. Я уже не думала ни о том, что могу вовсе не найти тех, кого ищу, ни о том, что будет, если я их все-таки найду Я боялась лишь одного: что совсем заплутаю среди беспорядочно разбросанных усадеб, кажущихся в темноте совершенно одинаковыми, и не смогу найти дорогу обратно.