Чхенкели, разумеется, настаивал на особых правах Грузии; недоумевал, как можно их оспаривать; утверждал, что о правах этих знают в Америке, Англии, Франции (!) и что только Германия их почему-то не признает. Я указал на неудобство плебисцита после состоявшегося уже торжественного провозглашения независимости, на нежелательность агитации в такое время и пр.

Криге. «На основании Брест-Литовского договора определенные части вышли из состава России; другим выговорено особое положение и т. д. Все остальное продолжает быть под суверенитетом России. Что касается Кавказа, имеются лишь указания о трех округах, отошедших от Турции в 1878 г., и только!»

А. «Однако там прямо говорится, что в устройстве этих округов известный голос принадлежит, кроме Турции, еще „соседним государствам“ (только не России).

Ссылками на текст ст. IV Брест-Литовского договора и на представленную в рейхстаг объяснительную записку германского правительства я стараюсь доказать, что в Брест-Литовске определенно имелись в виду закавказские „новообразования“».

Криге. «Это ваше понимание. Мы так не смотрели. Впрочем, вы понимаете, что мы не можем в такое время, когда война вступает, может быть, в последнюю фазу, рисковать необходимостью снять с Французского фронта хотя бы несколько корпусов…»

А. «Великолепно. Но если Грузия и Закавказье принадлежат России, как могла Германия участвовать в Батумской конференции, в которой эта, по-вашему, русская территория выступала в качестве стороны, в качестве государства, признанного, во всяком случае, вашим союзником Турцией?»

Криге. «Участие это было, так сказать, фактическое, под условием предварительного признания России…»

А. «Не фактическое, а регулярное, на основании правильного полномочия. Не было сделано ни малейшей оговорки ни о „фактическом“ характере того участия, ни о правах России – ни устно, ни письменно! Более того, даже когда, во время батумских переговоров, стало известно о переписке графа Мирбаха с московским правительством (относительно участия последнего в Батумской конференции), ни Германия, ни Турция не вспоминали и не напоминали нам о правах России! Наконец, как это вы „конструируете“ наличность в Тифлисе, по соглашению с грузинским правительством, германских войск?»

Криге. «Так как Россия не осуществляет там фактически власти, то, для защиты своих интересов, Германия вынуждена была послать туда своих солдат…»

А. «И что же, это последовало с разрешения России или хотя бы с уведомления ее… как суверена?»

Криге. «В общем, стало быть, вы находите, что мы столько уже грешили, что нам следует только продолжать!..»

А. «Нет; но согласитесь, что все факты противоречат вашей строго формальной теории Брест-Литовского договора. Чем дальше, тем это противоречие будет более разительным. Проще стать на ту точку зрения, что новые государства в Закавказье уже имелись в виду Германией и Россией во время брест-литовских переговоров…»

Криге. «Что делать, мы друг друга не убедили. Я высказываю мнение, которое здесь разделяется всеми в министерстве. Я юрист и рассуждаю исключительно как международник. Как наше правительство смотрит на политические вопросы – этого я не знаю. Такие вопросы решает канцлер, император…»

Людендорф, прибавил я мысленно. Впрочем, я вполне признаю необходимость предварительного согласия России на отделение Грузии; после чего признание со стороны Германии не замедлит, так как политически она к этому вполне расположена.

Вечером у супругов М. встреча с Максимилианом Гарденом и Теодором Вольфом… Гарден скептически высказывался по вопросу о результатах войны. Н., не понимая немецкого языка, дремал; Ч. тщетно пытался увлечь этих князей берлинской журналистики с большой дороги общих вопросов в закоулок грузино-азербайджанских дел, имеющих, по словам Ч., мировое значение: ничего из этого не вышло.

22 июня

Доводы доктора Криге вполне понятны, но путь этот (сначала получить благословение из Москвы) далекий. Как бы в Константинополе не переоценили, нам во вред, этих колебаний Берлина! Вот почему в сегодняшнем нашем совещании с генералом фон Лоссовом я обратил его внимание на своеобразное отношение доктора Криге к его, Лоссова, дипломатии и на проистекающую отсюда неопределенность, двойственность нашего положения. В сущности, Грузия могла бы столковаться с Россией непосредственно и получить признание; не трудно было бы ей сговориться и с Турцией. В Берлин мы приехали ради более далеких перспектив. Но если здесь дело будет чрезмерно тормозиться, то… и т. д.

В «проволочках», если есть таковые, Л. не виноват: все же надо иногда говорить в этом тоне.

Сегодня в рейхстаге слушали из дипломатической ложи обсуждение сметы канцлера и министерства иностранных дел.

Большая, сильная речь фон Кюльмана. Для новейшей истории Грузии она получит историческое значение. По его словам, чуть ли не на днях соберется в Константинополе конференция представителей союзных держав и кавказских народов для разрешения выдвинутых войной вопросов (то есть конференция, ради которой наши делегаты уже приехали в Константинополь и созыв которой, как высшей инстанции для пересмотра актов, подписанных в Батуме 4 июня, был одним из главных мотивов нашего приезда в Берлин)[51].

Вместе с тем К. с точностью установил необходимость предварительного обмена мнениями с русским советским правительством относительно выхода из состава России определенных государственных новообразований, после чего сделается возможным окончательное дипломатическое признание этих новообразований.

В частности, процедура эта относится и к Грузии, которую К. считает в национальном отношении наиболее консолидированным из новых кавказских государств. Коснувшись затем Армении и Азербайджана, К. упомянул о стремлении этих трех республик к объединению в одно целое.

По поводу движения турецких войск вглубь Закавказья К. объяснил, что движение это, а также занятие линии Батум – Джульфа – Тавриз объясняются стратегическим положением в Северной Месопотамии и необходимостью обеспечить себе соединение этим путем через персидский Азербайджан с долиной Тигра.

Кюльман намекнул на занятие турками, при этой операции, таких территорий, длящаяся оккупация которых или аннексия отнюдь не вытекает из Брест-Литовского договора. Впрочем, прибавлял он, продвижение турок на Кавказе приостановилось, и все эти вопросы, как сказано, будут рассмотрены на предстоящей конференции в Константинополе.

«С Грузией, – говорил К., – мы вступили в дружеские отношения: мы уже признали ее de facto. Мы находимся в дружеском обмене мыслей с присланным сюда ее министром иностранных дел. Со своей стороны мы послали с дипломатической миссией в Тифлис генерала фон Кресса. Мы желаем прочной будущности грузинскому государству, этому храброму народу и богатой стране, и с радостью сделаем, что от нас зависит, для установления дружеских отношений между Грузией и Германией». Эти слова вызвали дружные аплодисменты[52].

Итак, наши старания в Батуме, Поти, Берлине не были тщетны. Мы нашли «управу» на Турцию. Вопрос о признании поставлен практически.

Но самое главное: Грузия, Кавказ вошли в европейскую политику и