Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он часто возвращается к мысли об ответственности Германии в армянском вопросе и о необходимости предотвратить дальнейшие избиения армян.
Получили копию верительного письма, за подписью канцлера графа фон Гертлинга, генералу барону Кресс фон Крессенштейну, который назначается дипломатическим представителем Германии при грузинском правительстве. Это – настоящий шаг. Барон Кресс слывет здесь человеком отборным, выдающимся[47]. Тем лучше. Он, как и Лоссов, баварец.
В Поти прибыло два батальона германской пехоты. Словом, создается необходимое для нас фактическое положение, что важнее всего; а мы здесь исподволь обследуем обстановку и сообразим, как быть с «ведомственной рутиной» и как преодолеть колебания доктора Криге.
11 июня
На Вильгельмштрассе у гехеймрата доктора Симонса. Этот помягче Криге и очень мил. Я сообщил ему главные положения моего меморандума, который посылается только завтра. Вижу все отчетливее, как расходятся линии штатская (Кюльман) и военная (Людендорф). Но это расхождение скорее форм и способов, чем по существу.
12 июня
Получили первое сообщение из Тифлиса (радио пока скверно работает) о вынужденном подписании мира с Турцией, в Батуме, о том, что отнимают Ахалцихский и Ахалкалакский уезды.
Тон несколько плаксивый. Ясно, что раз не могли воевать, то пришлось подписать. Если вообще чего-нибудь можно добиться – мы здесь этого добьемся.
Вечером мы все званы обедать в клуб Deutsche Gesellschaft 1914, по приглашению министерства иностранных дел. Это хороший признак, раз нас угощают в такое тяжелое для кормления время.
Отправились туда всей «труппой», с генералом Лоссовом, Чхенкели, Николадзе, я, М. Церетели, Г. Мачабели и Эр. Бернштейн (грузинский подданный германского происхождения, плававший как рыба в воде в приятной влаге грузино-германского сближения).
Формально хозяином был посланник фон Розенберг. С германской стороны были фон Кюльман, Симонс, Гепперт, Иоганнес (директор экономического департамента министерства иностранных дел) фон Везендонк и еще многие другие. Выражаясь по-репортерски, за обедом господствовала непринужденная атмосфера, и оживленная беседа затянулась.
Чхенкели приютился около фон Розенберга, а Кюльмана посадили между мною и Николадзе. Министр, человек большой культуры и опыта, оказался очаровательным собеседником: ничто человеческое ему не чуждо. К., в бытность советником германского посольства в Константинополе, побывал и на Кавказе. О Тифлисе у него лучшие воспоминания: он оценил «высокий социальный уровень тифлисского общества»; ему даже случилось присутствовать на одной светской свадьбе и т. д. Он называл имена; справлялся о судьбе великого князя Николая Михайловича, которого знал, о Боржоми. Услышав от меня, что именно этот круг лиц неизбежно и жестоко пострадал от революции – хотя пока режим ее в Грузии был мягче, чем в России, – К. подробно расспрашивал о размерах социального потрясения в нашей стране и о характере грузинского правительства, «партийного, как он слышал, и очень радикально настроенного». Я постарался соответствующим образом удовлетворить его любознательность, изобразив государственные стремления наших министров, их работу в рядах закавказского правительства, обнаруженную тогда ловкость и пр. Приводил действительные факты, «стилизуя» лишь их сообразно цели нашей миссии в Берлине и интересам нашей страны.
Какова причина длящегося успеха большевиков в России[48] – этот вопрос очень привлекал моего собеседника, имевшего триумф в Брест-Литовске. Причин, очевидно, много; но главная заключается в восстановлении волевой основы, волевого напряжения государственной власти, катастрофически рухнувшей в марте 1917 г.; в искусстве, с которым было скомбинировано заключение мира и одновременно развертывание аграрной революции и разрушение буржуазных сил, – с невиданным хаотическим перемещением материальных ценностей (денег, вещей, домов…) из одних рук в другие, что повлекло за собой образование многочисленных групп населения, кровно связанных с новым режимом, готовых его поддерживать или терпеть и т. д.
Много расспрашивал К. о судьбе петербургского Эрмитажа, Кремля и вообще художественных богатств России.
Упомянут был факт опустошения винных погребов Зимнего дворца. «Это опустошение и сохранность дворцового погреба в Тифлисе может служить иллюстрацией различия между двумя революциями. Только… о тифлисском погребе – ни слова вашим союзникам – вы понимаете каким». – «О да, будьте спокойны».
После чего К., получив у меня справку о Николадзе, перешел в руки последнего и подвергся крещению и по части сырья, и по части среднеазиатских рынков, и относительно ВРР[49]. Я же обратился на левый фланг, к доктору Симонсу, с которым у меня завтра деловой разговор: сегодня мы болтаем о германской литературе, об университетах, о недавно умершем профессоре Лабанде, соорудившем так блестяще всю Германскую империю из юридических понятий… о некоторых общих знакомых в Петербурге.
13 июня
У доктора Симонса в министерстве иностранных дел.
Наша тема: возможная форма взаимоотношений Германии и Грузии. Политическая цель Грузии: упрочить свое государственное существование, создать себе условия свободного национального развития, опираясь на Германию. Связь с последней должна быть, очевидно, довольно тесной: простой союз здесь недостаточен.
Доктор Симонс находит, что, если бы не географическая удаленность Грузии, ей правильнее всего было бы вступить в германскую федерацию (!). География, отвечаю я, противится этому. Положение Грузии (на юге) могло бы скорее быть сравнено с положением Финляндии (на севере). Оно сложнее, так как связывается с вопросом о создании кавказской или закавказской конфедерации. Упрочение ее и нейтрализация – вот цель, которую естественно ставить в эпоху, когда русская империя вступила в период переплавки, по-видимому, в духе федеративном. Грузия – основной элемент этой «буферной» постройки на Кавказе. Обеспечив дипломатической поддержкой и своим политическим влиянием независимость Грузии, Германия получит весьма существенные выгоды экономические и т. д. Но достижение этого фактически блогоприятного для Германии положения вполне вяжется с формальной независимостью Грузии.
Эти взгляды встретили полное сочувствие доктора С. Что касается формы правления, это, признавал он, есть внутреннее дело Грузии. «Как у вас смотрят на этот вопрос? Есть ли там сторонники монархии?»
«В Грузии настроение определенно республиканское – старые монархические традиции заглохли, новых течений этого рода нет, крушение монархии в России еще больше поколебало эту идею. Симпатии к монархической форме, быть может, сохранились в некоторых кругах; найдутся и республиканцы, полагающие, что, при опасном географическом положении Грузии и если ей придется опираться на помощь среднеевропейских империй, монархическая форма могла бы быть выгодна Грузии. Это как бы монархизм по расчету и благоразумию – как в Норвегии в 1905 г. Но в Грузии этот „оттенок“ сейчас не имеет никакого значения».
Несомненно, все эти «короны» мало интересуют Вильгельмштрассе: эти мечтания возникают в других сферах.
Напоследок я задаю моему собеседнику следующий «диагностический» вопрос: «Как вы рисуете себе в будущем