утром прочитывался пленным, то есть освобожденным из плена. Каждый день сообщалось о новых успехах (это было время победоносного и, как думали, решительного наступления во Франции). У аудитории не замечалось особого одушевления: восторг при чтении военного бюллетеня предполагает географическую фантазию, особое, чисто газетное воспитание и еще – это главное – обывательскую отрешенность от поля сражения.

Наши германские спутники, народ весьма образованный и любознательный, были для нас с Николадзе приятными собеседниками: они слушали нас более чем охотно и делились собственным обширным опытом и знаниями. Мы имели досуг обозреть все связанные с Востоком вопросы, от Геркулесовых Столпов до Памира. Более специальные и определенные разговоры велись, естественно, с генералом фон Лоссовом и с Везендонком о Грузии, о Кавказе.

О военном положении на Западном фронте нас просвещал – в самой сдержанной форме, надо признать, баварский полковник. Сотрудник же германских газет передавал впечатления своей поездки по Восточной Анатолии. Узкоколейная дорога Сарыкамыш – Эрзерум (русской постройки) уже разрушается, по его словам; «все в их руках неминуемо придет в упадок».

Имели на борту и деловое совещание с германской делегацией 29 мая. Здесь опять обсуждался вопрос о восстановлении закавказского единения. Мы указывали на нежелательность слишком резкого противопоставления христиан мусульманам, при тесной связанности их интересов и создания двух резко размежеванных сфер. По мнению Чхенкели, Германия должна с большим интересом отнестись к татарам, которые-де сознают важность экономической связи с Германией и т. д.

Генерал фон Лоссов находил, со своей стороны, что Германия в данное время может заняться только Грузией и Арменией, чьи представители обратились к ней за поддержкой. Татары ее помощи не просят: они ожидают ее от турок и отнюдь не просят германской поддержки против турок.

При таких условиях, по мнению генерала, Германии нечего навязывать своих услуг татарам. Надо достигнуть соглашения с Турцией и оградить от нее Грузию. Это основа нашей работы, которую надо затем продолжать методически.

Разбирали доводы, которыми Германия могла бы склонить Турцию к отказу от ее последних поползновений на грузинскую территорию, а также вопрос о значении и характере Горской республики. Сильно волновала генерала опасность, грозившая армянскому населению. «Для Германии, – говорили мы ему, – ограждение жизни этого населения является теперь вопросом чести». Надо будет добиться очищения турками определенных районов – таково было практическое заключение фон Лоссова. Но на эту тему он специально совещался с армянскими делегатами. 31 мая прибыли в Констанцу, проплавав неполных трое суток: скорость сносная для «купца», к тому же пробуравленного торпедой в Мраморном море, вытянутого из воды и заштопанного.

Вот видны уже здания, элеватор, баки для нефти. Порт вымер: ни парохода, ни души. Впрочем, военнопленные бельгийцы выгружают уголь. Солдаты – турки, германцы, болгары. Плакаты с надписями на трех языках.

Выходим в город по особым пропускам. Германцы играют здесь первую скрипку: от болгарской оккупации, говорят, очень уж страдало население.

Прекрасная набережная – пустая. Дальше пошли чистенькие улицы. У памятника Овидию молодой болгарский прапорщик ухаживает за барышнями-румынками на немецком языке.

Последняя трапеза на «Минне Хорн». Подают, как всегда, и с теми же благоприятными последствиями, кахетинское вино из подвалов бывшего Удельного ведомства в Тифлисе: подарок грузинского правительства германской делегации. Habent sua fata… vina.

Ранним утром 1 июня отправились в Берлин специальным поездом. Знаменитый Чернаводский мост на Дунае был взорван во время румынской кампании 1916 г.: через этот рукав (Borcea) мы переехали на пароме, а затем дошли до Fetesci, где нас ждал новый поезд.

В Бухаресте часть германской делегации отделилась. Ее путь в Константинополь.

Пересекали Большую и Малую Валахию. Был жаркий день; всюду зеленели всходы кукурузы, фасоли, пшеницы. Женщины, дети пропалывали поля. Подлинно царство земледелия! Страна эта порабощена временно. Неужели она потеряет всю Добруджу, Констанцу?..

После Крайовы еще зеленее. Пошли леса. На одной стороне предгорья Трансильванских Альп, на другой – возвышенность около Дуная. Там – Сербия, задавленная, стреноженная, на которой тяжко уселся победитель.

Следующий день – несемся поперек Венгрии, посреди прекрасно обработанных полей – пшеница, маис, виноградники, фруктовые сады. Все зелено, нивы мягко колышутся: обработано всюду, куда хватает глаз. Не странно ли, что Германия вынуждена подкармливать Австрию? Здесь не отказываются даже от пирожного и не умеют «рационировать» как следует.

В Будапеште нас прицепили к обычному экспрессу. 3 июня утром, спустя ровно 48 часов после отъезда из Констанцы (какая блестящая скорость!), мы прибыли в Берлин, Берлин великой войны, откуда действуют так сокрушительно по пресловутым «внутренним линиям».

28. Наши задачи

В Берлине (июнь – ноябрь 1918 г.) нам довелось быть поистине свидетелями величия и падения Германской империи. И действовать пришлось, сообразуясь сначала с «величием», а позже выпутываясь из «падения».

Уже с 1917 г. было видно, что Грузия способна организовать у себя внутри государственный порядок на основе так называемых «завоеваний революций». Мы видели выше, каковы были затем обстоятельства, вызвавшие ее полное политическое обособление. Но Грузия не имела теперь, конечно, ни возможности, ни основания принять какое-либо дальнейшее участие в мировой свалке.

При несомненности, летом 1918 г., военного и политического преобладания Германии в районе Черного моря и ввиду явной гегемонии ее по отношению к Турции, единственное, что мы могли сделать, – это противопоставить германский контроль чрезмерным аппетитам турок. Мы и постарались извлечь для себя, что можно, из самого существа германо-турецкой союзнической дисциплины.

Задача, стоявшая перед нами в Батуме, требовала именно такого, притом неотложного, разрешения. Мы достигли – немедленно, путем потийского соглашения – такого modus vivendi в Закавказье и в Грузии, при котором можно было кое-как существовать.

В Берлине мы, естественно, стремились прежде всего к обеспечению и упрочению этих непосредственных, уже достигнутых результатов. Но мы подходили теперь к гораздо более сложному вопросу о взаимоотношениях Грузии и Германии на основе признания и обеспечения независимости первой и предоставления второй определенных экономических и политических выгод.

Разрешение этой второй задачи зависело, конечно, от исхода войны, который трудно было с точностью предусмотреть в мае – июне 1918 г.

Однако в переговорах наших мы исходили и должны были, естественно, исходить из предположения, из допущения, что Германия выйдет из войны или победительницей, или, во всяком случае, с честью: в этом предположении (а то и уверенности) многое делалось, готовилось и мыслилось на всем огромном протяжении от «финских хладных скал до пламенной Колхиды»! Подготовлять позицию Грузии в этом предположении было тем более необходимо, что таким именно путем, то есть «музыкой будущего», мы достигали, во-первых, упрочения необходимого в данный момент в нашей стране modus vivendi; во-вторых, могли надеяться на улажение, с помощью Германии, отношений с Советской Россией