– Лучше убей, – прохрипела Эва.

– Если бы твой муж послушал меня, то был бы жив. Я не хочу твоей смерти.

– Лучше убей меня, – заорала беременная. – Убей меня, сука! Убей!

Ноги ее заколотили по полу, тело выгнулось, и Белка едва ее удержала.

– Убей! Мне все равно не выжить одной!

Книжник все еще не мог поверить в происходящее.

– Закрой рот, – выплюнула Белка ей в лицо. – Я отпущу тебя, и ты пойдешь. К своим щенкам – слышишь, как орут? Выживешь, никуда не денешься. Не на тебя, так на твое хозяйство найдется охотник… Встала и пошла!

– Ты – нелюдь, – неожиданно тихо сказала Эва, перестав сопротивляться. – Ты же нелюдь.

Она глядела на Белку так, словно в первый раз ее видела.

– Мне нужны лошади, – повторила та с каменным лицом, но Тим видел, как в непроизвольном оскале подергивается ее верхняя губа, обнажая мелкие острые зубы. – Без них нам не выжить. Я расплачусь за товар, Эва.

– Сдохни первой! – Эва улыбнулась, и эта улыбка испугала Тима больше, чем перестрелка или атака вольфодога. – Ты уже за все расплатилась…

Так могла бы улыбаться смерть, если бы смерть умела улыбаться.

Так бы мог улыбаться Беспощадный.

– Хочешь подохнуть? – спросила Белка. – Ну что ж…

В руке ее оказался нож, которым она свежевала дира.

Книжник хотел крикнуть, чтобы она не убивала хозяйку, что этого ни в коем случае нельзя делать, но слова застряли у него в глотке.

Нож взлетел над головой Эвы и глухим стуком вошел в доски возле ее уха, начисто срезав часть мочки. Брызнула кровь, растекаясь по полу и по рубахе вдовы фармера, но она не издала ни звука и не отвела ненавидящего взгляда от Белки.

Нож снова взлетел над Эвой, она зажмурилась, ожидая смертельного удара, но Белка не сильно и очень точно тюкнула ее в висок массивной рукоятью тесака.

Взгляд Эвы мгновенно погас, глаза закатились за посиневшие веки, рот приоткрылся и по щеке побежала струйка розовой слюны.

Книжник встал и оглянулся по сторонам.

Вчера они все вместе сидели за обеденным столом в этой уютной, хоть и слегка захламленной комнате богатого фармерского дома. Еще пять минут назад он с Белкой ел завтрак, приготовленный руками Эвы, и напротив них в последний раз в жизни смаковал стряпню своей жены недооценивший опасность гостьи фармер Том.

Теперь дом был разгромлен, хозяева мертвы и только дети продолжали плакать в своей постели, в углу.

– Неси сюда рюкзаки…

Он оглянулся. Белка стояла у стола, перезаряжая автомат.

– Быстро.

Он, едва передвигая ноги, двинулся к выходу.

– Шевелись! – крикнула Белка.

Тим повернулся к ней.

– Зачем ты убила их?

– Потому что нам нужны лошади…

– Ты убила двух человек…

– Я спасла двух человек, – сказала она сдавленным голосом. – Тебя и себя. Поэтому перестань ныть и принеси сюда рюкзаки. У нас нет времени на разговоры.

– Ты действительно нелюдь…

Он не успел договорить, как она оказалась рядом, вплотную и ствол ее автомата больно врезался ему в ребра.

– Запомни, – выдохнула Белка ему в лицо. – Запомни, ты, тряпка! Книжный червь! Если ты хочешь сделать то, что задумал, научись убивать. Научись выживать, потому что иначе ты сдохнешь не завтра! Ты сдохнешь прямо сейчас!

Но Тиму было не страшно. Он смотрел на ее побелевшие от ярости глаза, на бледную кожу щек с россыпью веснушек, на выгоревшие за лето брови. От нее пахло потом, порохом и зверем.

– Перестань орать, – он поморщился. – Без меня ты ничего не найдешь и сдохнешь еще до первых холодов. Я твой главный ништяк, Белка. И меня нельзя ни потерять, ни поменять, ни убить. Я принесу рюкзаки, но этого, – он обвел рукой окружавший их разгром, – я тебе не прощу.

– Неси, – сказала она отступая.

Он вышел во двор, по которому уже бродили куры, прошел мимо коровника, мимо перевернутого подойника, мимо лужи молока, которая впитывалась в землю, мимо конюшни, где беспокойно топтались кони. Вопли охрипших детей рвали ему сердце, он пробовал закрыть уши руками, но это не помогло.

Было все еще прохладно, но лицо Книжника горело, словно обожженное солнцем. Тим сам хотел кричать и плакать, но на это не было времени. Беспощадный дышал ему в затылок и воздух был наполнен его смрадным дыханием. Он выволок рюкзаки из амбара и увидел, как Белка выводит из конюшни лошадей – старого, но еще крепкого жеребца гнедой масти и пегую кобылку ему под стать.

– Сюда неси, – позвала она. – Оставь только то, что поместится в седельные сумки. Не более. Остальное – в дом.

– Зачем? – он пожал плечами.

Она проигнорировала его вопрос.

– Возьмешь себе дробовик Тома – он для твоих умений подойдет. Автомат не трогай.

Друг из ее капюшона смотрел на Книжника блестящими бусинками-глазами, но умиления почему-то больше не вызывал.

– Выезжаем через полчаса.

– Хорошо.

– Эй! – сказала она ему в спину. – Эва жива. Я просто ее приглушила. Очухается.

Тим не обернулся.

Он не чувствовал ни гнева, ни радости. Он был пуст, как выпитое куриное яйцо.

Книжник увидел, что справа от ступеней, за оградкой из лозы, растут цветы. Не дикие, а заботливо высаженные, ухоженные, скомпонованные по оттенкам. Настоящая… клумба. Он вспомнил слово.

Клумба с цветами.

«Тут был счастливый дом, – подумал он, – а потом пришли мы. Нам были нужны лошади. И у нас есть цель, которая дает нам право убивать всех, кого захотим, – и плохих, и хороших».

Патроны к дробовику нашлись в шкафчике у входа, а сам дробовик пришлось вытаскивать из-под мертвого тела Тома. На Эву Книжник старался не смотреть, но она уже начинала приходить в себя, стонала и ворочалась, но все еще не могла открыть глаза. Возле нее на полу сидели дети.

– Все уже случилось… – повторял про себя Тим. – Все уже случилось…

Книжник закрыл дверь и спустился во двор, к коновязи.

Они выехали на тропу, когда солнце уже начало пригревать и над травами уже во всю гудели пчелы.

Для дробовика нашлась удобная седельная кобура, патроны отправились в сумку вместе с немногочисленными пожитками. Он изо всех сил пытался казаться спокойным.

Ферма осталась позади, за закрытыми воротами.

Некоторое время они ехали молча, приноравливаясь к лошадиному шагу.

Книжник ерзал на жестком седле, привставал в стременах.

– Готов? – спросила Белка через некоторое время.