Жору Баловня они обнаружили на холодной печи. Лежит себе в обнимку с какой-то бабой и в ус не дует. Густой перегарный дух. В углу пыльной кухоньки пустые бутылки из-под дешевого пойла, на грязном столе остатки пиршества.

Время – без четверти три пополудни. А клиент еще спит. Или уже спит?..

Иван Алексеевич взял с тарелки кусочек сала, осмотрел его.

– Свежая нарезка. Только что спать завалились… Сделал дело – гуляй смело. А ну подъем!

На пару с Сергеем они стянули Баловня с печи. Пока тот приходил в себя, украсили его запястья наручниками. Его подруга даже не шелохнулась. Спит как убитая…

На груди у Баловня была татуировка – обнаженная женщина на крылатом колесе. То самое «колесо фортуны». В верхней части груди выколот крест с цепью.

– Видишь, крест в форме трефовой масти, это значит, что обладатель наколки – вор, – пояснил Иванов.

– Да – вор я! – подал голос Баловень. – А вы мусора позорные!

– Мы-то мусора, – кивнул майор. – А ты вор. И мокрушник… Ну и куда ты видак дел, а ну быстро говори!

– Какой видак, начальник?

– Видеомагнитофон японского производства.

– Не знаю ничего…

– А пика где?

– Какая пика?

– А та, которой ты хозяина квартиры прирезал… Хату выставить хотел, а тут хозяин, ну ты его на нож поставил. Мой тебе совет, сознавайся, тогда и явка с повинной будет.

– Да никого я на нож не ставил! – прохрипел Баловень. – Ты же видишь, начальник, я массу топил… Какая хата? Какой нож?..

– Массу топил? – хищно сощурился Иван Алексеевич. – И от каких ты харю щемил, а?

– Ну так с утра. Ночью гуляли, а утром спать.

– Сегодня утром?

– Ну да.

– И ничего про убийство не знаешь?

– Нет.

– А разве я тебе говорил, что ты человека сегодня убил, а не вчера?

– А разве не говорил? – обескураженно протянул Баловень.

– В том-то и дело, что не говорил… Хитер ты, бобер. Терпилу завалил, видак сбросил, быстро домой, сальца под бормотуху навернул и на боковую… Да только меня, хрен ты собачий, не проведешь!

Иванов разговаривал с вором вразрез всем уголовно-процессуальным нормам. Таким формам обращения с задержанными в высшей школе милиции не учили. Но практика зачастую бывает покруче теории.

– Да оставь его, начальник! – прогундосила баба. – Видели мы, как вы огородами к нам подламывались. Не знаем чего, но мы на печь сдернули… Но никакой мокрухи за Баловнем нет, отвечаю…

– Ты кто такая? – начальник внимательно смотрел на слезшую с печи бабу.

Несвежая комбинация из искусственного шелка на полном рыхлом теле, лицо пропитое, волосы всклокочены.

– Да я Валька. Если надо, паспорт покажу.

Даже у бабы на плече была татуировка. Две руки в кандалах, посредине цветок розы. Значения этого живописного символа Сергей не знал.

– Ты лучше покажи, куда вы видак спрятали?

– Грузишь, начальник. Не было у нас никакого видака… Когда терпилу завалили? Ты мне скажи, где и когда, а я тебе докажу, что Жорка ни при чем.

Иванов назвал место и примерное время.

– Попал, начальник. Пальцем в небо попал, – усмехнулась Валька. – В это время мы с Жориком портвешок вот на этом самом месте кушали. Михалыч заглядывал, он может подтвердить…

– Кто такой Михалыч?

– Да сосед, через дорогу живет. Он пузырь нам принес, мы вместе вмазали… А он сам по себе, Михалыч-то. Не святой, но и не судимый. Сторожем на пристани работает. Это мне ты можешь не поверить. Я-то с прошлым… – Баба кивнула на татуировку на плече. – Вот, восемнадцать лет за колючкой встретила. А Михалычу можно верить.

– А я женщине верю, которая твоего Жорика на месте преступления видела, – покачал головой Иванов. – И вот эту «синьку» видела, «колесо фортуны»…

– А в лицо она его видела?

– Нет, но это значения не имеет…

– Ты чо, начальник, как это не имеет? – раздухарилась Валька. – Имеет! А «колесо фортуны» не только у Жорика есть.

Она осеклась, прикусила язык.

– А у кого еще? – поторопил ее Иван Алексеевич.

– Да у многих такая «масть»…

– У кого конкретно?

– Ну я знала одного. Не из наших мест он. Далеко отсюда.

– А в наших местах я знаю одного Жорика. Так что я его забираю…

– Так это, а Михалыч? Алиби!

– Я и твоего Михалыча замету. Как соучастника. И тебя тоже закрою. Как наводчицу.

Иванов подал Сергею знак, и он потащил задержанного на выход. Сам же начальник остался в хате. Появился минут через десять. На губах улыбка. Что-то интересное сказала ему Валька.

– Надо бы по одному адресу проехаться, – сказал он Санычу.

– Далеко? – кисло глянул на него водитель.

– В том-то и дело, что не очень. Почти по пути в отделение…

– Надо так надо, я-то что, ты же начальник, Алексеич…

Санычу пришлось заводить машину ручкой. Аккумулятор сдох.

– На такой вот технике работать приходится, – досадливо махнул рукой Иванов, обращаясь к Сергею. – Была б машина как машина, мы бы сначала в отделение смотались, Жорика бы сдали да людей бы взяли, чтобы с оружием… А так нам двоим ехать придется… Не дрейфишь?

Сергей молча покачал головой. Не для того он выбрал для себя профессию милиционера, чтобы уходить от прямых столкновений с представителями уголовного мира. Да, табельного пистолета у него нет. Зато в арсенале боевой опыт и тактика рукопашного боя. До армии занимался, в Афгане практиковался и в школе МВД не позволял себе расслабляться…

«Луноход» трясся по ухабам, пока не выехал на асфальт. Вот он останавливается возле кирпичного трехэтажного дома. Майор Иванов первым вышел из машины и увлек за собой Сергея.

Стремительным шагом они вошли в подъезд, поднялись на второй этаж. Иванов припал ухом к двери, из-за которой доносились голоса. Чем больше слушал, тем сильнее хмурился.

– Давай! – показал он на дверь.

Сергей кивнул, резко развернулся вокруг своей оси и выбросил ногу точно в цель. Как будто железобетонный таран в дверь врезался. Послышался треск дерева, жалобный стон железных петель. Выбитая дверь рухнула в проход и тут же оказалась под ногами майора Иванова и лейтенанта Комиссарова, ворвавшегося в квартиру вслед за своим начальником.

– Менты! Шухер! – донеслось из комнаты.

– Стоять! Буду стрелять! Руки за голову! – орал Иванов.

Он стоял в дверях комнаты и держал на прицеле всех, кто там находился. Сергей оставался в прихожей. Он должен был прикрывать его с тыла. Должен был и прикрыл.