– Так, значит, брат нынешнего молодого господина отрекся от престола…

– Потому что считается, что молодой господин – «Истинный Золотой Ворон».

– Как же ты собиралась стать супругой молодого господина, если ты даже этого не знаешь, Асэби?!

Услышав этот холодный удивленный тон, Асэби, точно ее кто-то дернул, подняла голову:

– Госпожа Масухо-но-сусуки?

– Благородные вороны – это одно, вороны-простолюдины – это другое. Не понимать разницу между ними для благородного ворона очень странно.

Масухо-но-сусуки явно пыталась уколоть Асэби. Что же ей не понравилось? Теряясь в догадках, Асэби робко возразила:

– Но разве кони не такие же, как мы?..

– Как только они хоть раз превратились в птиц – конечно же, они стали отличными от нас существами, – повысила голос Масухо-но-сусуки, нахмурившись. – Уж это-то нужно понимать, это самое меньшее, что должен знать приличный благородный ворон! Прости за грубость, Асэби, но, по-видимому, ты не обладаешь воспитанием и образованием, которое соответствовало бы положению молодого господина.

– Госпожа из Осеннего павильона! – Взгляд Сиратамы, в голосе которой звучало обвинение, тоже был поразительно суров. – Не слишком ли сильно вы выражаетесь?

– Нет, госпожа Сиратама. Хозяйка Осеннего павильона изволила выразиться верно. Кажется, она действительно ворон-таю, – фыркнув, вышла вперед Тя-но-хана, и Асэби еще больше сконфузилась.

– Но что такое «ворон-таю»?

– Это просто сказка, – сердито глядя на Тя-но-хану и Масухо-но-сусуки, тихо ответила Хамаю. Она выставила палец и указала куда-то на потолок.

– Видишь там изображения? Это рассказ о происхождении Окагу.

– О происхождении?

Это случилось давным-давно, еще до того, как был построен дворец Окагу. Одна обедневшая благородная девушка подобрала раненого ворона и выходила его. Ворон, выздоровев, в благодарность спросил девушку, чего бы та хотела, и она пожелала хоть раз встретиться с молодым господином, которого ей когда-то довелось увидеть. Когда девушка купалась, ворон унес в клюве ее одежду, специально пролетев при этом перед молодым господином. Молодой господин удивился и последовал за вороном, где и увидел девушку, которая вытирала волосы. Молодой господин влюбился с первого взгляда и тут же предложил ей стать его женой.

– Но, увидев красиво наряженную для церемонии бракосочетания девушку, ворон забыл о том благодеянии, которое она ему оказала, и пожалел о том, что устроил эту свадьбу. Он решил расстроить брак, которому сам же и поспособствовал.

Превратившись в прекрасную девицу, ворон попытался соблазнить молодого господина, чтобы девушка возненавидела его. Однако молодой господин уже так полюбил свою невесту, что не обратил никакого внимания на ту, в которую обернулся ворон, да и сама девушка, от всего сердца полюбившая сына правителя, не верила ни единому плохому слову, услышанному о нем от ворона.

– В конце концов ворон похитил возлюбленную и попытался сбежать с ней, но молодой господин связал ему крылья и сбросил его со скалы. А дворец, построенный для невесты на вершине той скалы, и стал впоследствии дворцом Окагу.

– Правда?

– Так вот, вороном-таю называли ворона, когда он обратился в девицу. У простых людей даже есть представление об этом – это известная старая песня.

Масухо-но-сусуки, скорчив уродливую гримасу на своем красивом личике, будто увидела нечто мерзкое, прикрыла рот веером.

– Ты ведь все равно этого не знаешь? Объясню тебе, так и быть. «Ворон-таю» означает того, кто принял красивый облик, но не имеет сущности благородного ворона и все время выдает себя, показывая свое подлинное лицо. В представлении это знаменитая смешная сцена, где он странным образом отвечает на вопросы молодого господина, на это стоит посмотреть.

Пока Масухо-но-сусуки говорила, прямо перед Асэби встала Тя-но-хана.

– Хоть ты и умеешь немного играть, но в целом ты та же самая ворон-таю. Молодой господин на тебя и смотреть не будет, так о чем же ты размечталась? Тебе бы тоже посмотреть «Ворона-таю», – сквозь зубы процедила Тя-но-хана. – Полезно будет, чтобы понять, где твое место.

Хлоп! – это Укоги выбила веер из рук Тя-но-ханы. Та вытаращила глаза, когда веер вылетел из ее толстых пальцев, и оскалилась:

– Что это ты делаешь?!

– Это я хотела спросить! Как ты смеешь говорить такое! Извинись перед моей госпожой!

– Она сама виновата: деревенщина, а смеет соперничать с госпожой Сиратамой! Ты что, не знаешь, что Госпожа в лиловом сама сказала, будто среди тех, кто был представлен, есть ворон-таю? Я всего лишь произнесла вслух то, что она подумала. Ничего неправильного я не сказала.

– Успокойтесь, обе! – встала между готовыми сцепиться дамами-нёбо Кикуно.

– Госпожа в лиловом хочет что-то сообщить, – как-то устало произнесла Хамаю, и Тя-но-хана с Укоги пришли в себя. Они поспешно повернулись к почетному месту, где неторопливо двигалась тень веера.

– У вас получилось гораздо более захватывающее представление, чем «Ворон-таю», – со смехом сказала Госпожа в лиловом, и щеки дам запылали. В особенности умирала от стыда перед Госпожой в лиловом Тя-но-хана.

– Ах, что вы такое говорите…

– Это ты что такое говоришь, Тя-но-хана! Не смей упоминать мое имя в ваших низменных спорах.

Тя-но-хане, чьи возражения прервали на полуслове, ничего не оставалось, кроме как замолчать.

– Я ничего, кажется, не говорила о том, что ворон-таю – это Асэби. Возможно, ворон-таю – это твоя госпожа, а ты смеешь болтать такую чушь!

У Тя-но-ханы отвалилась челюсть, она уставилась на Госпожу в лиловом:

– Что вы сказали?

– Не заставляй меня повторять. И подумай над моими словами. – Она легко встала и беззвучно покинула зал, направляясь в Токагу.

– Подождите, госпожа!

– Госпожа!

Дамы пытались остановить Госпожу в лиловом, но та даже не обернулась. Все переглянулись и тут наконец заметили, что кто-то исчез.

– А где госпожа Асэби? Госпожа Асэби, куда вы подевались? – взволновалась Укоги, а Хамаю равнодушно тряхнула головой, указывая подбородком в сторону Весеннего павильона.

– Как только вы начали ссориться, она и ушла. Бедняжка.

– Я думаю, что Масухо-но-сусуки и Тя-но-хана должны принести извинения. – Тихий сердитый голос принадлежал Фудзинами, которая до сих пор хранила молчание. Наконец осознав, что рассердила хозяйку Окагу, родную дочь правителя, Тя-но-хана побледнела. Однако Масухо-но-сусуки мрачно молчала и ничего не сказала в ответ.

* * *

Асэби, в одиночестве вернувшись в Весенний павильон, вошла в опочивальню и тут же без сил опустилась на пол.