– Да только что на ней ехал как раз Его Высочество, а вовсе не я!

Все затаили дыхание, а мальчишка изо всех сил оправдывался:

– Он направлялся сюда, но я передал ему срочное послание, и он тут же поменялся со мной, а сам изволил отбыть. Он изволил сказать, что нельзя отправлять сюда пустую повозку, и приказал мне ехать в ней.

– Так сними лиловую накидку, не смущай людей!

– Я тут ни при чем! Если вы чем-то недовольны, выскажите это молодому господину, который заставил меня это надеть!

Видимо, под влиянием криков возбужденной Тя-но-ханы споривший с ней слуга тоже на миг перешел на грубость. Но прежде, чем ему успела ответить скорчившая недовольную гримасу Тя-но-хана, прозвучал сдавленный голос, обращенный к слуге:

– Что же это за срочное дело такое, которое заставило моего брата поступить так?

Это была Фудзинами, до сих пор остававшаяся на своем месте. Мальчик поспешно опустил глаза и склонил голову, чтобы не смотреть прямо на дочь правителя.

– Его Высочеству было строго указано главой Западного дома, чтобы он обязательно присутствовал на банкете по случаю Танабаты.

Асэби перевела взгляд на Масухо-но-сусуки. Та, уткнувшись в веер, рассеянно наблюдала за мальчиком.

Он продолжал:

– Однако его кое-кто пригласил к себе, и он никак не мог отказать.

– И кто же этот «кое-кто»?

От голоса Фудзинами мальчик на мгновение запнулся. Но Фудзинами требовала ответа. Он тихонько выдохнул и, словно понимая, что последует далее, сказал:

– Глава Южного дома.

Вокруг зашумели удивленные и озадаченные голоса:

– Что это значит?

– Как молодой господин мог так поступить?

– Значит, он проигнорировал желание Западного дома и подлизывается к Южному!

– Но о чем думал глава Южного дома?

– Возможно, он хочет поссориться с Западным домом, но таким способом…

Посреди всеобщей неутихающей суматохи раздался сухой смешок:

– Ну что? Я же говорила, Масухо-но-сусуки!

Это была Хамаю из Южного дома.

Она усмехнулась в ответ на недоуменный взгляд обернувшейся к ней Масухо-но-сусуки:

– Твоя красота тут ничем не поможет.

Хамаю спокойно смотрела на Масухо-но-сусуки, непринужденно сложив руки на груди, и та покраснела. Она задрожала мелкой дрожью и, поддавшись чувствам, швырнула веер на пол.

– Это ты все подстроила!

Хамаю, даже не моргнув от этого визга, подобрала подлетевший к ее ногам веер. Она спокойно подошла к Масухо-но-сусуки и даже с какой-то жалостью протянула веер ей.

– Не путай, Масухо-но-сусуки. Это не я подстроила, – произнесла она, внезапно пристально посмотрела на Масухо-но-сусуки и тихо бросила: – Это Южный дом.

В этот момент Асэби показалось, что за спиной Хамаю она заметила тень Госпожи в лиловом.

Возможно, почувствовав то же самое, Масухо-но-сусуки содрогнулась всем телом, схватила поданный ей веер и быстрым шагом ушла к себе.

– Подождите, госпожа! – трагически завопила Кикуно и побежала следом. Ее провожала взглядом Сиратама, лицо которой лишилось всякого выражения.

Чуть не плача при виде своей госпожи в таком состоянии, Тя-но-хана снова накинулась на слугу молодого господина:

– Ах ты, проклятый!

Она не спеша вытащила свой веер и начала лупить мальчика.

– Больно!

– Если бы ты вел себя поприличнее, этого всего бы не случилось.

Мальчик визжал под хлесткими ударами.

– Простите меня! – Выпалив это, слуга увернулся от веера и побежал.

– А ну стой! Не смей удирать!

Тя-но-хана не могла успокоиться и погналась за мальчишкой, а тот вскочил на ограждение платформы и вдруг прыгнул в воздух. За ограждением – обрыв. Асэби невольно прижала ладонь к губам, но мальчик не упал. Через миг ворон, который только что был мальчиком, легко раскрыл черные крылья и со всей возможной скоростью улетел оттуда. Асэби, ошеломленная таким бурным развитием событий, очнулась, почувствовав, что кто-то тянет ее за рукав. На нее, закусив губу, смотрела Фудзинами.

– Братец не пришел не из-за своего переменчивого настроения. Пожалуйста, не делай опрометчивых поступков.

Асэби поняла, что та имеет в виду ее возвращение домой, и послушно кивнула:

– Ничего страшного.

Вообще-то, она даже чувствовала облегчение от того, что ей не пришлось видеть быстрое сближение Масухо-но-сусуки и молодого господина. Асэби больше беспокоилась о самой Масухо-но-сусуки: интересно, что она ощущает, неожиданно столкнувшись с таким проявлением могущества Южного дома?

Однако за воротами Осени и Зимы Масухо-но-сусуки не было видно.

* * *

Дзынь! – зеркало со звоном раскололось, и Кикуно втянула голову в плечи.

– Безмозглая Кикуно! Я ведь велела тебе все разузнать! – С этими словами любимая госпожа Кикуно, Масухо-но-сусуки, швырнула в нее то, что попало под руку.

После происшествия во время праздника Танабата общее настроение в Окагу ухудшилось. Общение с другими домами, которое раньше часто осуществлялось и вне церемоний, прекратилось, и дочери всех домов, похоже, заперлись в своих павильонах. Особенно злилась Масухо-но-сусуки и все чаще набрасывалась на Кикуно.

Меж тем один из приближенных молодого господина – тот, что приходил забирать пажа во время праздника Танго, Сумио, – был вороном-простолюдином из западных земель, как и Масухо-но-сусуки.

– Я слышала, мы земляки. Сходи-ка к нему и выспроси все!

Когда тебе говорят такое со злобным лицом, возражать не будешь. Получив приказ от Масухо-но-сусуки, Кикуно волей-неволей устроила встречу с Сумио. Ей пришлось выдумать плохое состояние кого-то из родственников, чтобы ее выпустили из Окагу.

Этот Сумио был выдающимся молодым человеком: простого происхождения, он, тем не менее, сумел собственными силами пробиться наверх, в приближенные наследника. По слухам, он был знаком с сыном правителя с детства, и даже поговаривали, что, если закрыть глаза на происхождение, его можно было назвать лучшим другом молодого господина. Конечно, это знакомство не было его единственным достоинством: он был лучшим в выпуске Кэйсоин – академии, занимающейся обучением Ямаути-сю, и теперь служил молодому господину как один из гвардейцев. То, что узнала от него Кикуно, ничуть не понравилось Масухо-но-сусуки.

– В последнее время я часто бываю в Окагу по поручениям, – как само собой разумеющееся сказал Сумио, появившись на месте встречи.

Кикуно сглотнула и велела ему продолжать, предчувствуя что-то нехорошее: