Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, конечно… Просто ужас!
Я подумал, что он меня почему-то боится.
— Я сам разберусь. Иди на место. Или ты на обеде?
Как я понял потом, в тот момент он действительно боялся. Но не меня.
Мне хотелось позвонить Марголину и потребовать объяснений. Немедленно. Стукнуть кулаком по столу. Сказать, что мне надоело быть чужим среди своих. Надоело выступать в качестве слепого агента. Лучше уж ларьки по ночам сторожить.
Я поймал себя на противной мысли. Сказать-то хочется. И наверное, я всё это скажу, но вряд ли пойду дальше слов.
Скорее всего, просто напьюсь вечером.
* * *
Остаток смены тянулся долго и нудно. Мне казалось, что коллеги косятся и шепчутся за моей спиной. Вид у них был мрачный и подозрительный, будто карманы каждого были набиты героином и они ожидали возвращения чёрных «волг», заранее смирившись со своей участью. Даже старый боцман забыл про свои дурацкие шутки и тоскливо оглядывал горизонт. Наверное, кроме героина, у него было при себе ещё что-то. Украденная на флоте торпеда.
Пару раз подходил Горохов. Теперь он выглядел так, словно успел принять душ, но не поменял бельё. Он отзывал в сторону отставного десантника, и они о чём-то шептались, густо усеивая окурками снег под ногами.
Сдав дежурство, я сухо попрощался со всеми и пошёл на троллейбус.
Я стоял на задней площадке и, уже подъезжая к своей остановке, заметил, что за троллейбусом спокойно катит серый БМВ. Я разглядел спокойную физиономию Марголина и почувствовал, что закипаю.
Когда я вышел, БМВ прижался к обочине. Марголин продолжал сидеть за рулём, не подавая никаких знаков и вообще глядя куда-то мимо. Я подошёл к машине с твёрдым намерением высказать накипевшее. Я упал на сиденье, и все, на что меня хватило, — это сказать:
— Зачем было так меня подставлять?
Даже угрозы в голосе не прозвучало. Какая-то жалоба.
— Как?
Я молчал, пытаясь хотя бы взглядом выразить свои чувства. Марголин рассмеялся и хлопнул меня по плечу:
— Не переживай, все нормально.
— Нормально? Значит, это нормально — вот так меня подставить?
— Ты не знаешь всех обстоятельств.
— А какие могут быть об…
— Разные. Обстоятельства бывают самые разные. Опера из 22-го всё-таки пронюхали про нашего Васю. Хорошо, что есть кое-какие знакомства. Удалось хоть немного с ними договориться. Могло быть хуже.
— Куда уж хуже-то? Я засвечен…
— Нигде ты не засвечен. Бабко ни сегодня, ни завтра не выйдет. А даже если бы и вышел — кто он такой и что он тебе предъявить может?
Я пожал плечами. Меня учили работать не так. Совсем не так. И это с учётом того, что учителя у меня были достаточно среднего уровня. Не комиссар Мегрэ и не полковник Гуров.
— А как же скандал? Вы же этого боялись больше всего!
— Скандала не будет. Я же говорю, что удалось решить кое-какие вопросы. Поверь, это был самый оптимальный вариант. И волки целы, и овцы сыты…
До меня не сразу дошёл смысл последней фразы. А когда я посмотрел на Марголина, он уже включил двигатель и отъезжал от поребрика.
Он подвёз меня к самому подъезду.
— Не забивай голову, — сказал он на прощание. — Мне понравилось, как ты работаешь. Через неделю займёмся настоящим делом. Считай, что это был пробный дубль.
Вечером, как обычно, я напился и в очередной раз поссорился с Натальей. Мне хотелось с кем-то поговорить, поделиться своими горестями. Но пойти к друзьям с такой историей я не мог. А ей… Рассказать все это Наташке я тоже не мог. Я осознал это внезапно, во время телефонного разговора.
Я сидел на кухне в обнимку с бутылкой и разговаривал сам с собой.
Мне было плохо.
А потом я вспомнил вчерашний визит в жилище Бабко и представил котёнка, который бродит по пустой тёмной квартире в ожидании хозяина…
И мне стало совсем уж плохо.
В субботу утром я встретился с Марголиным. Он позвонил мне заранее, я вышел на перекрёсток и сел в его машину.
— Как настроение?
Я пожал плечами.
— Понял. Держи.
В конверте оказалось удостоверение сотрудника ЧОП «Оцепление», где я значился в должности менеджера, и водительские права. На моё имя. Удостоверение было таким же, какое я видел у Красильникова, только совсем новое, пахнущее типографской краской и кожей. Я положил его на колени и взял права.
— Не волнуйся, ни один гаишник не подкопается, — с довольным видом сказал Марголин, заметив моё сомнение. — Можешь проверить. Они в любом компьютере есть. Что я, буду тебя нае…ть?
Я опять пожал плечами и убрал документы в карман. Действительно, не посадить же меня он решил. Тем более что ездить мне всё равно не на чём.
— Держи.
Второй конверт оказался намного толще. Я взял его в руки и, не веря своей догадке, открыл клапан.
Я был прав. Внутри действительно были деньги. Много. Намного больше, чем я заработал за всю свою карьеру опера.
— Три тысячи. Пересчитай.
Я тронул пальцами новенькие стодолларовые купюры. Странно, но никакой радости я не испытал. Как будто меня попросили просто кому-то передать.
— Это премия.
— А не много?
— Да, низко ты себя ценишь! Ты проделал достаточно непростую и неприятную работу, и труд должен быть вознаграждён. Пропорционально результату. Благодаря твоей работе фирма сэкономила приличные средства.
Я на это не реагировал. Мне было всё равно.
— Я же говорил, что в нашем отделе платят за вредность. Что с деньгами делать будешь?
— Декларацию подам. В налоговую инспекцию. Они эту проблему за меня решат.
— Правильно, государство обманывать нехорошо. А если серьёзно?
— Купить кое-чего надо. И, — я тронул карман, куда положил документы, — может, колеса себе какие присмотрю.
Машина была давней моей мечтой. Давней и недосягаемой. Теперь, когда она упала мне в руки, восторга я не испытывал. Только усталость и желание завалиться на свой диван.
— Верное решение. Только не торопись. Если получится, я подберу тебе что-нибудь приличное… Только не торопись.
— Есть варианты, — усмехнулся я.
— Конечно. Они всегда есть. Следующую недельку отдохнёшь. Не всю, конечно, в среду или четверг я позвоню, определимся с новой темой. Я рад, что не ошибся в тебе.
— Спасибо.
— Я говорю серьёзно. И скажу ещё одну вещь. Не люблю, когда в таких вопросах недосказанность остаётся. Если честно, тебя сразу на это место планировали. Антон нашим отделом и занимается. Надо сказать, башка у него здорово варит. Никогда ещё не прокалывался.