— Ваше сиятельство, — запротестовал Недлиц. — Надеюсь, вы не позволите этой…

— Что?.. — оборвал его барон. Голос Грифенталя был спокойным, но в нем послышался еле сдерживаемый гнев.

Недлиц тут же опомнился:

— Ваше сиятельство, если я преступил грани дозволенного, то должен попросить у вас прощения.

Марциана с трудом верила своим ушам.

Неужели супруг решил заступиться за нее? Но она не собиралась прощать дворецкого и потому сердито молчала.

— Я позвоню, когда вы мне понадобитесь, Леопольд, — легким жестом руки отпустил дворецкого барон.

— Да, господин.

Дверь за дворецким закрылась, но Марциана медлила взглянуть на своего мужа и сделала вид, что рассматривает книги. Она пыталась успокоиться, понимая, что теперь должна действовать очень осторожно, чтобы не испортить все. Если она рассердит мужа, то ничего не достигнет для себя и не сможет помочь Лизе.

Когда она, наконец, решилась поднять глаза, то с удивлением увидела, что муж смотрит на нее с какой-то грустной улыбкой.

— Вы сегодня очень настойчивы и возбуждены. Куда делась послушная госпожа Спокойствие, с которой было так приятно проводить время?

— Я хозяйка в этом доме или нет? — решила откровенно спросить Марциана.

— Поскольку я хозяин в этом доме, то вы, разумеется, хозяйка.

— Тогда Лизхен останется в замке, — твердо заявила девушка.

— Нет, не останется, — покачал головой муж. Недлиц совершенно прав. Нельзя держать в доме распутных слуг.

— Распутных? Какая ерунда!.. — вспыхнула Марциана.

— Марси, вы многого не знаете. Поверьте мне, будет гораздо лучше, если вы предоставите Недлицу и Марте заниматься слугами.

— Минуту назад вы согласились, что я хозяйка этого дома, — напомнила она ему.

— Да, но…

— Меня специально учили, как следует управлять домом. Нужно не только следить, чтобы слуги выполняли свои обязанности, но еще необходимо заботиться об их благополучии. Уволить Лизхен без письменных рекомендаций несправедливо. Девушка всего лишь немного опоздала и имела неосторожность навестить женщину с запятнанной репутацией.

— Послушай, девочка моя, репутация у Лили не просто запятнана. Если хочешь знать, эта женщина — самая обычная шлюха.

— Боже мой! — удивленно воскликнула Марциана. — Этого не может быть… Что может такая женщина делать в деревне вблизи нашего замка?

— У нее там дом, — раздраженно ответил Грифенталь. — Жители мирятся с этим, поскольку она пользуется покровительством одного влиятельного человека в нашей округе и считается вдовой.

— Как я понимаю… это значит, что она — ваша любовница! — выпалила Марциана, чувствуя, как ее охватывает ужас.

— Нет. Не моя, — сердито возразил барон, резко вставая с кресла.

— Тогда назовите имя ее покровителя!

— Хочу вам заметить, что я — не любитель распространять сплетни, — мрачно заметил Грифенталь.

— Но она живет в деревне, принадлежащей замку! — кусала губы Марциана, пытаясь справиться с волнением. — Хорошо, пусть даже так. Я готова поверить вашим словам. Речь сейчас идет не об этом. Если служанка совершила оплошность и навестила эту женщину, это вовсе не доказывает, что их моральный облик одинаков. Может быть, у Лизхен была уважительная причина. Я сама объясню девушке, что ей не следует ходить в этот дом.

— И она тут же послушается вас, — саркастически рассмеялся Генрих.

— Когда слуги знают, что хозяин заботится о них и желает им добра, они стараются проявить свою благодарность. Если Недлиц желает заботиться о моральном облике слуг, то лучше бы следил за лакеями, не позволяя им приставать к горничным и щипать их за мягкое место, — бросилась в атаку Марциана.

— Боюсь, что такое поведение заложено в природе мужчин, — со вздохом произнес барон. — А служанки нередко позволяют им заходить слишком далеко. Вот почему дворецкий прав, желая избавиться от молодой женщины с сомнительной репутацией.

— И вы тоже щиплите горничных? — сердито спросила баронесса.

На лице Грифенталя отразился целый букет эмоций. Вопрос жены явно позабавил его.

— В прошлом я грешил этим, — смущенно пояснил он. — Если вы желаете, я, пожалуй, могу пообещать вам больше никогда этого не делать.

— Да, это было бы благоразумно.

— Все, Марси, довольно об этом, — примиряюще проговорил Генрих. — Где твое хваленое спокойствие? Мне так его сейчас не хватает…

Но Марциана решила на этот раз выяснить все до конца:

— Я хочу знать свое положение в этом доме. Абсурдно утверждать, что я хозяйка здесь, если вы все время отрицаете это в присутствии слуг. За столом они даже не смотрят в мою сторону и игнорируют мои указания. Я попыталась сократить число зажигаемых каминов и свечей, но вы не поддержали меня, — торопливо заговорила она. — Когда я предложила, чтобы Анита присмотрела за малышкой Анной, мое предложение было тут же отвергнуто. Вы ни разу не поддержали меня. Вот и сейчас произошло тоже самое, — со вздохом добавила девушка.

— Мне жаль, что так получилось. Я совсем не хотел, чтобы вы чувствовали себя здесь несчастной. Но поскольку вы еще так молоды и неопытны, я полагал… — барон беспомощно развел руками.

Обрадовавшись, что муж, наконец, выслушал ее, Марциана продолжила более спокойным голосом:

— Если бы этот дом управлялся должным образом, то все здесь могли бы стать счастливыми. Ваше обращение со мной осложняет мое положение в доме. Всем слугам известно, что вы не поддерживаете мои начинания. Поэтому ко мне здесь мало прислушиваются.

Он нахмурился:

— Неужели кто-нибудь осмелился быть с вами грубым? Вам стоит только назвать имя этого человека, и я уволю его немедленно.

— А если это Недлиц?

— Не верю, чтобы он мог вести себя неуважительно. Хотя… Странно. Пожалуй, сегодня Леопольд слегка забыл о приличии.

— Обычно дворецкий ведет себя даже слишком вежливо, — со вздохом признала Марциана. — Но он отвергает любое мое предложение по причине, что «здесь так не делается».

— Но он действительно знает, как лучше вести хозяйство, — миролюбиво улыбнулся Генрих. — Я понимаю, что трудно прийти в новый дом и обнаружить, что здесь все делается не так, как вы привыкли, моя дорогая. Не сомневаюсь, что со временем вы поймете — у нашего дома есть свои достоинства.

Марциана вся сжалась в комок. Муж так и не захотел понять ее. В этот момент Генрих мягко опустил руку на ее плечо, и тут же гнев, раздражение и возмущение, накапливаемые с самого первого дня появления в Мансфельдвельде, вырвались у нее наружу:

— То, что вы намного старше меня, не дает вам права обращаться со мной, как с ребенком!