удивительно быстро. Ги, сеньор де Мортемер, лейтенант сенешаля Пуату, прибыл к Люзиньяну в конце июля с армией, набранной в регионе, и осадным обозом, доставленным из Пуатье. Нижний город был взят штурмом почти сразу. Его церковь была превращена в крепость, а вокруг замка были построены осадные сооружения. Гарнизон сопротивлялся несколько недель, но в конце концов принял условия капитуляции, пока был достаточно силен, чтобы их требовать. Не успела закончиться осень, как англо-гасконцы ушли[117].

* * *

Перемирие не смогло остановить войну на море. Хотя в нем были упомянуты кастильцы, их моряки имели свои собственные распри с подданными Эдуарда III и не видели причин соблюдать перемирие короля Франции. Летом 1350 года во фламандском порту Слейс все еще находилось около сорока больших кастильских судов. Их палубы были оборудованы для морских сражений, а экипажи усилены несколькими сотнями вооруженных фламандцев, жаждущих добычи и приключений. Не обращая внимание на перемирие они начали свирепые атаки на груженые товарами транспортные суда идущие через Северное море. Эти действия привели к панике в гаванях южного и восточного побережья Англии, что напоминало худший период французских морских набегов 1330-х годов. В июле впервые за несколько лет люди были собраны для несения службы береговой охраны. В августе масса реквизированных кораблей, оснащенных для военной службы деревянными башнями на носу и корме, собралась у побережья Кента в Сэндвиче. Там на них были посажены вооруженными людьми, а эскадры были распределены между представителями высшей аристократии Англии[118]. Cреди них были сам король, принц Уэльский, Генри Ланкастер, графы Нортгемптон и Уорик.

Вечером 29 августа 1350 года в море у Уинчелси произошла большая битва. Кастильские корабли шли на юг через Ла-Манш, направляясь домой с грузом, купленным во Фландрии. Когда они проходили мимо мыса Дандженесс, их перехватил английский флот. Около двадцати четырех испанских кораблей столкнулись с вдвое большим числом английских. Кастильцы славились огромными размерами своих парусных кораблей, которые возвышались над английскими судами "как замки над коттеджами", как писал летописец. Их высота бортов позволяла осыпать снарядами из арбалетов и катапульт переполненные палубы находившихся внизу английских судов. Англичане понесли очень большие потери, прежде чем смогли подойти достаточно близко, чтобы взять их на абордаж. Но как только испанские корабли были зацеплены крюками и англичане поднялись на борт по веревочным лестницам, они практически не встретили эффективного сопротивления. Кастильцев и фламандцев рубили мечами и топорами, а раненых и мертвых выбрасывали за борт. Очень немногих сочли подходящими взять живыми для выкупа. К ночи, когда битва закончилась, большинство кастильских кораблей, участвовавших в ней, были захвачены, а их экипажи перебиты. Это было одно из последних важных морских сражений, в котором парусные корабли были построены как сухопутная армия, и солдаты сражались друг с другом на палубах судов. Это был также редкий случай успешного перехвата противника в море, который в эпоху отсутствия эффективных методов морской разведки достигался чаще всего благодаря удаче, а не расчету[119].

Англичане заявили о своей победе, на что, возможно, имели право. Но это была горькая победа, купленная дорогой ценой. По общему мнению, потери англичан были ужасны, и Фруассар, возможно, был прав, говоря, что собственный корабль Эдуарда III был так сильно поврежден, что почти затонул. Более того, сражение не смогло устранить угрозу английскому судоходству. Не все кастильские корабли были захвачены, некоторым из них удалось сбежать в сумерках, а другие, которые находились дальше в море и ждали момента, чтобы поучаствовать к битве, тоже ускользнули. В следующие несколько дней эти корабли объединились с несколькими французскими судами из портов Нормандии и Пикардии. В течение нескольких недель они находились у восточного побережья Англии, а затем ушли на север, чтобы провести еще одну зиму в Слейсе. Само присутствие кастильцев в северных водах в течение еще одного года продолжало наносить неизмеримый ущерб торговле Англии. Англичанам пришлось ввести систему конвоев для торговых судов, пересекающих Северное море. Ежегодный винный флот, который в октябре отправлялся из Плимута в Бордо, должен был быть обеспечен большим количеством солдат и эскортом кораблей, оснащенных для войны. Подобные меры были дорогостоящими и экономически обременительными, так как приходилось использовать дополнительные суда не несшие полезную нагрузку и все это приводило к длительным задержкам. Плата за конвои (которая шла на аренду военных кораблей и оплату солдат) была высокой. Небезопасность атлантических морских путей и расходы на оборону стали основной причиной резкого падения торговли гасконским вином в эти годы и соответствующего роста стоимости вина в Англии. Через шесть месяцев после битвы при Уинчелси Ла-Манш все еще был закрыт для английского судоходства вражескими кораблями, курсировавшими у берегов Англии. Когда в апреле 1351 года Эндрю Оффорд, один из главных канцеляристов Эдуарда III, попытался переправиться из Дувра в Кале, чтобы встретить послов графа Фландрии, он не нашел желающих перевести его. Оффорд приказал мэру и бальи Дувра, а также лейтенанту-констеблю замка предоставить ему корабль и команду. Они ответили, что не сделают этого, "даже если здесь будет сам король". В итоге Оффорд добрался до Кале на вёсельной лодке[120].

* * *

22 августа 1350 года король Франции Филипп VI умер в бенедиктинском аббатстве Куломб в долине реки Эвр. Жалкий конец его царствования был омрачен чумой, раздорами и поражениями. Можно лишь сказать, что еще худшее ожидало его преемника. В возрасте тридцати одного года, когда он вступил на престол, Иоанн герцог Нормандский был человеком впечатляющей внешности, но довольно хрупкого здоровья. На публике он выглядел так, как люди ожидали от короля. Он был любезным, эффектным, компетентным рыцарем и отличался отменной храбростью, о чем могут свидетельствовать те, кто видел его на поле битвы при Пуатье. Но как правитель он был человеком ограниченного ума и посредственных талантов. Новый король унаследовал большинство недостатков своего отца и лишь немногие его достоинства. Хотя он не был скрытным и не участвовал в заговорах, как Филипп VI, он проявлял большинство других симптомов хронической и привычной неуверенности своей семьи. Иоанн был крайне подозрителен к потенциальным врагам и неустанно ненавидел реальных. Он был упрям и вспыльчив, не обладая отцовской проницательностью в оценке людей. В суждении Фруассара о нем было много правды: он слишком быстро составлял мнение и слишком долго его придерживался[121]. Однако в кризисные моменты своего правления, когда не было возможности руководствоваться правилами или традициями, Иоанн мог быть удивительно импульсивным и непоследовательным. Он наносил страшные удары по тем, кто, по его мнению, действовал против него. Он позволял кратковременным приступам горечи и негодования брать под контроль политику на короткие, но катастрофические периоды, прежде чем возвращался к более взвешенной оценке своих проблем. О дискуссиях в окружении короля почти ничего не известно, кроме того, что