разговор уже известен мистеру Бандерснитчу. Еще один шанс для Стивена меня унизить. А он это любит!

– Как он может тебя унизить? И зачем ему это? Он что – злится на тебя за расторжение помолвки?

Голди зачерпнула целую горсть песка и несколько секунд молча наблюдала за тем, как он сочился сквозь ее пальцы.

– Это не я расторгла помолвку, – наконец выдавила она. – Это сделал Стивен.

Из того, что могла сказать Голди, такой ответ я ожидала меньше всего.

– Ты шутишь!

– Отнюдь.

– Но почему?

– Стивен – игрок. Это всем известно. Это бич всего его семейства. Но проигрывает он не часто.

– Вот уж счастье!

– Я никогда не держала в руках карты, пока он не научил меня, как в них играть. Он водил меня и на скачки, в Инглсайд. И мы ставили на лошадей. Я, естественно, понятия не имела, что делала, но Стивен любит играть. Я не сознавала, что… – Голди снова устремила взгляд на океан.

Я ждала. Долго. И, все-таки не выдержав, надавила:

– Что ты осознала, Голди?

Кузина проследила взглядом за чайкой:

– Стивену нравились приключения. Ему нравилось, когда мы играли вместе. Это было рискованно, волнительно, возбуждающе. Но девушку, игравшую с ним за компанию, он – как оказалось – не представлял своей женой. Стивен чрезвычайно старомоден. Мир изменился, но он этого не заметил. Не сомневаюсь, что он предпочел бы видеть меня… покорной маленькой племенной кобылицей.

– Сомневаюсь, что ты бы ему это позволила.

Голди фыркнула. Но даже это фырканье получалось у нее изящным.

– Самое гадкое, что он выставил виноватой меня! Они все убеждены, что это я сбила с пути истинно идеального Стивена Олрикса. Именно так он всем говорил, потому что не желал выглядеть в других глазах плохим. И сегодня он подошел к нашему столику с единственной целью: показать миссис Хоффман, какой он хороший, заботливый и участливый и какая гадкая я, потому что его игнорирую.

– Но почему ты не расскажешь всем правду?

Голди бросила на меня испуганный взгляд:

– Девушкам не пристало болтать о мужчине в таком духе, Мэй. Что подумали бы обо мне мистер Гринуэй и миссис Хоффман? – Кузина взяла мои руки, крепко стиснула их и продолжила: – Держись от Стивена подальше, Мэй, ради меня! Ладно?

– Да, конечно. Я не желаю иметь с ним ничего общего.

– Не верь ничему, что он говорит. Пообещай мне!

– А зачем мне его слушать? Я – член вашей семьи.

– Да, мы – семья! – Голди снова сжала мои руки и улыбнулась так, что я не смогла не улыбнуться ей в ответ. Эта улыбка кузины была ее самым мощным оружием; она отвлекала и вводила в заблуждение, а я была ее лучшей жертвой. Эта улыбка заставила меня отмахнуться от всех вопросов, которые возникли у меня касаемо ее истории или Стивена.

Голди перевела дыхание:

– Ладно, что есть, то есть. Предлагаю вернуться. Надеюсь, они не выпили все шампанское без нас.

– Если выпили, тогда мы их застанем очень пьяными.

– Опьянеть с одной бутылки? – буквально фыркнула Голди и помогла мне подняться. – Ох, моя дорогая кузина! Тебе еще многому предстоит поучиться!

Холл закачался. И лишь рука Голди, обвивавшая мою талию, спасла меня от падения. С одной стороны, мои губы отказывались произносить правильно слова. С другой, звуки – пусть и с трудом, но выговариваемые ими, – отзывались в моих ушах странным эхом, как и все остальные шумы в доме. Я снова споткнулась, ожидая упасть на мягкую банкетку у зеркала. Но ее почему-то не оказалось на месте, и я рухнула на пол, увлекая за собой Голди.

– Где оно?

– Что?

– Зеркало?

– Наверное, его унесли поновить позолоту. Вставай… Только тихо! Тс-с-с! Не разбуди никого! – поставила меня на ноги кузина и тут же ухватилась за стол, чтобы удержать нас обеих в вертикальном положении.

– Но здесь никого нет. Где они?

– Да кто ж это знает! Слуги, должно быть, затеяли пикник.

Возникшая перед глазами сцена с Ау, возлежащим на траве в своем строгом костюме, вызвала у меня такой смех, что я чуть не подавилась. Голди, пошатываясь, направилась к лестнице, схватила свежую газету и закружилась. Или нет! Это не Голди кружилась. Это вращался холл.

– Я должна лечь. Или я умру! – драматично воскликнула кузина.

Казалось, я никогда не смогу подняться следом за ней на второй этаж. Когда же я все-таки дернула за дверную ручку, она открылась легко и без всякого скрипа. Должно быть, кто-то в пансионе смазал-таки петли. Нет, стоп… дверь здесь никогда не скрипела, и все в комнате было розовым. Розовым-розовым. Мой живот скрутило, приступ тошноты опрокинул меня на постель. Я крепко зажмурилась, пытаясь остановить вращение комнаты и думать о прошедшем дне, о шампанском… Ох уж это шампанское! В «Клифф-Хаусе» оказался кузен Джерома; он привязал наши велосипеды к своей карете и привез обратно, потому что мы крутить педали не могли. В карете оказалось тесновато – нам пришлось сидеть на коленях друг у друга. А еще она тряслась и… Я побежала в ванную.

После этого мне стало чуть легче, но комната продолжила покачиваться, а моя голова начала гудеть. И единственное, на что я оказалась способной – это лежать, не шевелясь, и ни о чем не думать.

А затем я услышала звук – писк. Мыши! Я опять закрыла глаза, но потом вспомнила: я же не в пансионе! В доме Салливанов не водилось мышей. А звук повторился. Тихое щелканье двери. Тетя Флоренс! Опять ходит во сне… Или Голди в темном пальто с жасминовым шлейфом пытается тайком улизнуть из дома в ночь, как в тот раз… Увы, даже мое любопытство не сумело поднять меня на ноги. Я слышала шаги, крадущиеся по коридору. Или я думала, что слышала шаги. Может быть, эти звуки мне приснились? Это был сон. Всего лишь сон.

Глава седьмая

Проснулась я поздним утром – вся в поту. Я упала на кровать, даже не разувшись. На лицо сполз берет, и я сорвала его с головы, не подумав о шпильках. Они вылезли заодно с ним из волос, и половина моих прядей разметалась в разные стороны. Мне удалось снять сапожки и добрести до туалетного столика. А там, в зеркале, я увидела узор, оставленный на моей щеке шенилловым покрывалом. В попытке от него избавиться я потерла щеку, а затем заметила круги под глазами и воронье гнездо из волос.

– Тебе уже ничто не поможет, Мэй Кимбл, – пробормотала я.

«Входите!» – откликнулась я на