Однако рано я обрадовался, на следующий день на допрос дернули и меня, правда, в качестве свидетеля, милиция связала два ограбления: вчерашнее и неудавшееся недельной давности. Но помочь местным сыщикам в поимке злоумышленников я не смог.

— Опознать? Нет, не смогу. Далеко было, и освещение плохое, только силуэты и видели.

— Ладно, идите. Если что-то вспомните…

— Обязательно сообщу, товарищ политрук!

Я с огромным облегчением выкатился за дверь кабинета и только в коридоре позволил себе немного расслабиться. Остальных на допросы таскали еще неделю, особист давил, стращал, Ивченко даже три дня просидел на гауптвахте и вернулся злой как черт, но так ничего и не выяснилось. Понемногу дело заглохло, все успокоилось, народ облегченно вздохнул и начал готовиться к встрече Нового года. Я тоже начал размышлять, как опять выбраться в город и продолжить столь перспективное знакомство, но в один из вечеров меня некстати занесло в туалет после отбоя.

Когда я вошел, Ивченко стоял возле открытой форточки. Ничего необычного в этом не было, некоторые втихаря, а Ивченко практически открыто, курили в туалете, что было строжайше запрещено. Вот только папиросы у него в руке не было, мне показалось, что за мгновение до моего прихода он что-то выбросил в окно. Ну выбросил и выбросил, не мое это дело. Обернувшись и увидев меня, сержант ухмыльнулся, приоткрыл рот, вроде хотел что-то сказать, но закрыл рот обратно и, слегка пошатываясь, вышел. Когда он проходил мимо меня, я почуял свежий выхлоп. Во, обнаглел! Бухали они в каптерке со старшиной. Видимо, Новый год досрочно встречать начали.

На этом бы все и закончилось, но на следующее утро судьбе было угодно загнать меня на расчистку снега с тыльной стороны казармы. Вгоняя в сугроб фанерную, обитую жестью лопату, я вывернул из снега золотистую банку емкостью приблизительно поллитра. Посредине банки крупными буквами было написано «Pork хрен пойму meat». Я поднял голову — прямо надо мной, на втором этаже поблескивало стеклом окно туалета нашей батареи.

— Что это у вас, товарищ сержант?

— Да так, ничего.

Я с трудом затолкал банку в карман шинели.

— Ну что замер, Ерофеев? — накинулся я на не в меру любопытного подчиненного. — Греби больше, кидай дальше. До обеда все должно быть расчищено.

И сам взялся за лопату, но снег уже кидал чисто механически, раздумывая над тем, что предпринять. Или ничего не предпринимать? Первый порыв — рвануть на полусогнутых в известный кабинет за справедливостью — уже прошел. А что? Выкинуть эту проклятую банку и забыть. И спокойно жить дальше. Нет, не выход, долго сосуществовать с этой сволочью на территории, ограниченной казармой, я не смогу, рано или поздно все равно схлестнемся. Пустая банка давила на бедро при каждом движении, постоянно напоминая о своем существовании и подгоняя в принятии решения.

— Валиев, куда ты кучу навалил? Военный сугроб должен ровненьким быть, как по линеечке. Подравнять немедленно!

Или все же к особисту? Но все мое естество восстало против такого решения. Стукачом я никогда не был и не буду. Да и не видел я ничего хорошего от этих товарищей в форме политсостава, одни гадости. И тут же завелась мыслишка: может, это другая банка? Ну да, ее Ивченко на трудовые доходы купил! Смешно. Нет, ситуация ясная. У «завмага» есть связь с местным криминалитетом. Скорее всего, ворованное через них толкает. А Ивченко выполняет функцию связного между старшиной и уголовниками, поэтому каждую неделю и ходит в город. Но много в родной части не наворуешь, вот они и придумали новый бизнес с потрошением вагонов на станции. Сдали схему постов, время смены часовых и стали ждать прибыли. Но в первый раз им обгадил малину один помначкар, не вовремя попершийся с проверкой постов, и тогда они поставили в караул своего человека, надеясь, что воровство обнаружится не сразу. Но тут вмешался случай в лице бдительного железнодорожника, заметившего нарушенную пломбу.

Однако куш они взяли неплохой — по ценам местного рынка два десятка ящиков «второго фронта» — это ого-го. За добычу им пришлось расплачиваться потрепанными нервами, особенно сержанту Ивченко, он был под серьезным подозрением, но доказать ничего не смогли. Вот он вчера нервы и лечил, а закусывали добытым. Во, наворотил! Но, вроде логично. Хотя чего-то в этой схеме не хватает.

Короче, если я сейчас подниму шум, то могу оказаться крайним. Если старшина и Ивченко не полные идиоты, то хранить ворованное в каптерке они не будут. Принесли вчера одну банку и тут же ее слопали. А кроме меня, никто больше в руках сержанта ее не видел. Отпечатки пальцев? А он скажет, что это я его угостил. Никто, конечно, не поверит, но если другие банки не найдутся, то я могу стать крайним. А в том, что они найдутся, я сильно сомневался. И тут мне в голову пришла мысль.

— Валиев!

— Я!

— Остаешься старшим. Я скоро вернусь.

Идя напрямую к Гаврилову, я, конечно, нарушал субординацию — к комбату мы должны были обращаться только через взводных, и за этим следили строго. Но случай был экстренный, а комбат, в принципе, мог разобраться с этими гадами своей властью — просто отправить с очередной командой на фронт, а там, глядишь, немецкая пуля и свершит правосудие. Кстати, очередная команда отправлялась из полка буквально завтра днем. С этими мыслями я возник на пороге комбатовской каморки.

— Разрешите войти, товарищ капитан!

Гаврилов поднял на меня удивленный взгляд.

— Входите. Что у вас?

Я плотно прикрыл дверь и с трудом извлек банку на свет.

— Что это?

— Сержант Ивченко вчера в окно выбросил, а я сегодня нашел.

Капитану хватило буквально секунды, чтобы оценить ситуацию.

— Кто-нибудь еще видел, как вы ее нашли?

Я его понимаю, всплывет история — капитану тоже мало не покажется, точно из запасного полка на фронт попрут.

— Не знаю. Может, кто и видел.

Гаврилов пару раз пересек свою каморку, хотя что там пересекать — два шага туда и два обратно. Остановился передо мной, постоял, размышляя, наконец, вскинул голову — ростом он существенно ниже меня — и произнес.

— Спасибо вам. С этой сволочью я разберусь. Обязательно разберусь, но мне надо подумать. А сейчас идите.

— Есть!

Гаврилов мужик правильный и командир настоящий, недолго этим гадам осталось в тылу сидеть. Полный радужных надежд, я выкатился в помещение казармы и поспешил к своим архаровцам — их только оставь без присмотра, сразу сугроб вдоль дорожки кривой выйдет.

До конца дня ничего не случилось. И следующее утро прошло как обычно: подъем, зарядка, приборка, построение, завтрак, развод. Около десяти, во время занятий в парке, за мной пришли старшина и Ивченко. По их рожам я сразу понял, чего не хватало в моей схеме — крыши. А крышевал всю эту компанию наш бравый капитан, образцовый командир и душевный человек. До последнего момента не думал про него плохо, а купил-то он меня всего лишь за лишний черпак супа и ложку каши. Козел! Урод морально-нравственный!