— Бабулька, а кто у вас тут недавно возле дома воевал?

— Свят, свят, свят…

Крестясь, бабка шмыгнула в сторону, демонстрируя полное нежелание продолжать разговор на данную тему. Ну и ладно. Какое мне дело, кто тут в кого стрелял?

На следующий день подняли нас еще до рассвета, лейтенант торопился догнать ушедший вперед полк. После команды «По машинам!», еще не до конца проснувшись, я забрался под тент нашего «шевроле», притулился спиной к борту и, натянув поглубже ушанку, попытался добрать то, что не доспал. Не получилось, задние колеса у «шевроле» двойные, при движении машину в колее болтает сильно.

От хутора дорога сразу нырнула вниз, а затем начался длинный пологий подъем — тягун. Сидевший у заднего борта Колька толкнул меня локтем в бок.

— Смотрите, товарищ сержант!

Я нехотя разлепил глаза, взглянул в направлении колькиной рукавицы. Ну и что? Еще не до конца рассвело, и видимость была довольно паршивая. Бугры какие-то зеленые на обочине, почти занесенные снегом. И тут я увидел лицо. Бледное, перекошенное ужасом мертвое лицо проплыло буквально в паре метров от меня. Вместе с осознанием того, что все обочины завалены трупами в зеленых шинелях, куда-то в живот вполз липкий, ледяной страх. Десятки, нет, сотни и сотни, замерших и замерзших в самых разных позах покойников лежали на расстоянии всего метра от меня. Румыны или итальянцы? А может, венгры? Но точно не немцы, их серые шинели я хорошо помню. Привлеченные восклицанием зашевелились остальные, пытаясь рассмотреть, что же там интересного нашлось за задним бортом грузовика.

— Всем сидеть на своих местах! Отвернуться! Отвернуться, я сказал!

Парни молодые, совсем еще зеленые, насмотрятся на такие ужасы, и у самых впечатлительных еще и крыша поедет. Да и свой страх я постарался загнать поглубже. А обочины из трупов все тянулись и тянулись, надсадно выл на высоких оборотах мотор грузовика. А водителю с лейтенантом в кабине каково? У них-то обзор получше нашего будет. Невольно пришла мысль, что не всех убитых убрали с дороги, некоторые наверняка остались под колесами машин.

Звук мотора стал ниже и не таким громким — подъем закончился. Вместе с подъемом закончились и страшные обочины, дальше шли обычные сугробы. И тут у меня сложилась вся картина. Авангард одного из наших кавалерийских корпусов нагнал отступавшую колонну гитлеровских сателлитов, как только она прошла через хутор. Кавалеристы сняли с вьюка «максим», установили его около угла крайней хаты, и те, кто не успел перевалить через гребень, защищавший от пуль, навсегда остались в промороженной степи. Бежать они могли только по дороге, снега вокруг намело столько, что шаг в сторону и проваливаешься на глубину где-то между коленом и поясом. А тех, кого не убили пули, прикончил первый же ночной мороз.

Мне не было их жалко. В конце концов, никто их сюда не звал, и конец их был закономерен для врагов, пришедших на нашу землю. Но бойня была жуткая. У пулеметчиков должны быть железные нервы. Или очень сильная ненависть. Интересно, что они сделали, когда цели закончились и пулемет выплюнул последнюю ленту? Деловито открутили крышку кожуха и добавили снега в кипящую воду? Или торопливо закурили, высекая огонь из «катюши» и стараясь унять дрожь в руках? А еще кому-то пришлось растаскивать трупы, освобождая дорогу… Бр-р-р. Не то от холода, не то от увиденного меня пробила дрожь, как будто я сам только что убрал руки с рукояток «максима». А смог бы я так же? Наверное, нет. А может, да? Пока не попадешь в конкретную ситуацию, не узнаешь. Бр-р-р. Я постарался не думать об увиденном, но стоило прикрыть глаза, как начинали плыть мимо зеленые, заметенные снегом шинели и белые, замерзшие лица.

Полдня ехали по «выжженной земле». Отступая, немцы сожгли все, что могло дать хоть какое-то укрытие от мороза и непогоды преследующим их советским войскам. Вдоль дороги часто попадаются трупы, чаще немцы и их союзники, реже — наши. Никто их не собирает и не хоронит. Вид насквозь промерзших, страшных восковых кукол действует угнетающе. Поэтому едем молча, да и вой автомобильного движка общению тоже не способствует.

Через Дон переправились по мосту около Калача. Перед мостом машину проверяют. Документы смотрят только у лейтенанта и водителя, к нам в кузов просто заглядывают и пересчитывают по головам. Про захват этого моста передовым отрядом наших танкистов я читал когда-то давно, еще мальчишкой, теперь пришлось увидеть его воочию. Темнеет в январе рано, и лейтенант принимает решение — на ночь остановиться в городе. Калач, по местным меркам, крупный и важный населенный пункт, а значит, в нем есть не только комендатура, где можно попасть на губу, но и пункт питания для проходящих и проезжающих войск, где могут накормить чем-нибудь горяченьким.

Город носит следы скоротечного, но ожесточенного боя. Сопротивлялись фрицы отчаянно, в городе находились большие склады военного имущества, с которых снабжалась вся шестая армия. После недолгих скитаний по улицам пункт питания мы нашли. Там нам плеснули в котелки жидкого, зато горячего супчика. Похлебав, на ночлег устроились в одном из домов с выбитыми окнами, остальные были забиты под завязку. Нашли небольшое помещение без окон, туда все и набились. Водитель забрался в кабину и что-то там шуровал. У грузовика выставили часового с шоферским карабином, установили порядок смены. Вряд ли в округе остались немцы, кроме мертвых и пленных, но из наших славян, мимо брошенного без присмотра грузовика, редко кто спокойно пройдет, вот и приходится кому-нибудь торчать на морозе.

Наличие буквально под боком огромного количества бесхозного имущества не давало мне покоя. За время пребывания здесь я научился ценить мелкие бытовые вещи, без которых обходиться очень трудно. Однако одному идти было стремно, да и возможную реакцию начальства на такие действия не помешает узнать. Я подошел к водительской дверце и постучал.

— Здорово, земляк.

— Привет, коли не шутишь.

— На какое имя откликаешься? — спросил я.

— Николай.

Я тоже назвался.

— Ну будем знакомы.

Сдернув рукавицу, я пожал крепкую промасленную ладонь. Решив не разводить политесы, сразу взял быка за рога.

— Я слышал, в городе большие немецкие склады есть. Может, навестим? Ты как?

— Я тоже слышал, — кивнул Николай. — Можно и навестить.

— А лейтенант? Отпустит?

— Не, молодой еще, от устава ни на шаг.

— А если ущучит, не сдаст?

— Не сдаст, мужик он нормальный, нарядами отделаемся.

— Тогда через час, как все угомонятся.

— Идет, — согласился с моим предложением Николай.

Склады на окраине нашли быстро, безоблачное небо и лунный свет играли на нашей стороне. Огромные, никем не охраняемые штабеля ящиков скрывали снаряды, минометные и противотанковые мины, патроны. Все продовольствие и вещевое имущество давно было растащено без нас. Остались только плетеные из соломы караульные боты, надеваемые поверх сапог.