Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Казни повстанцев также вызвали гнев и у прогрессивной части английского общества. Один из либеральных членов парламента требовал, чтобы ирландцев не могли больше приговорить к смерти без гражданского суда; другой призывал судить тех, кто первыми завез в Ирландию оружие с молчаливого согласия тори-юнионистов, то есть – ольстерских лоялистов, ведь именно та партия ружей повлекла за собой вооружение «Ирландских добровольцев» в 1914 году. Асквит ответил на критику тем, что поручил Ллойд Джорджу устроить сделку между лоялистами и ИПП с целью немедленно реализовать закон о самоуправлении. Используя все свое обаяние и искусство, Ллойд Джордж уговорил Редмонда, Карсона и Бэлфура согласиться на план, при котором шесть графств Ольстера исключались из закона о самоуправлении до конца войны, и обещал пересмотреть договоренности, когда страсти улягутся. Сделка, однако, провалилась, когда тори в кабинете министров потребовали не временного, а постоянного исключения графств, и Лоу вышел из переговорного процесса. Добиться компромисса в правительстве не получилось; Асквит чувствовал, что ничего не может сделать, – так что ничего и не было сделано. Ирландией по-прежнему управляли из Вестминстера, а националистические настроения там неуклонно росли.
* * *
Как раз во время Пасхального восстания 1916 года до Англии докатились вести о том, что атака русских на Восточном фронте провалилась. Другие новости были не лучше. В конце мая немецкие военные корабли атаковали британский Гранд-Флит[37] у побережья Северного моря, возле датского полуострова Ютландия. Германское судно Lützow, несмотря на двадцать четыре прямых попадания в него, потопило немало британских кораблей, включая Invincible («Непобедимый»), около 6000 моряков погибло. Когда вести об этом достигли Англии, народ был шокирован и подавлен. Сразу после сражения кайзер похвастался, что теперь «Трафальгарское заклятие снято», но все оказалось не так уж однозначно. Тщательный анализ битвы показал, что и немцы понесли большие потери, а кроме того, не достигли ни одной из двух намеченных целей: получить доступ к Соединенному Королевству и Атлантике и подорвать мощь британского флота. С этих пор Германия ограничивалась подводными атаками на суда, направляющиеся в британские воды или курсирующие рядом с ними, – стратегия, которая имела судьбоносное значение для исхода войны.
Тем временем бесконечные и безрезультатные стычки на Западном фронте подорвали силы обоих противников. Количество смертей невозможно было ни осознать, ни стерпеть. Жертвами первого же дня битвы на Сомме (1 июля 1916 года) стали почти 60 000 британских солдат, из которых 20 000 погибли, – это самые тяжелые потери в отдельно взятом бою за всю военную историю. «К концу этого дня, – писал поэт Эдмунд Бланден, – обе стороны увидели в горестной скорописи искореженной земли и убитых людей – тупик. Дороги нет. Никто не победил, и никто не мог победить в этой войне». Сражение, продолжавшееся еще четыре месяца, не принесло результатов. Союзники продвинулись внутрь оккупированной немцами территории на шесть миль, но те вновь окопались и продолжили защищать свои новые позиции. Какую же цену пришлось заплатить за столь мизерное продвижение? Мы говорим о самой кровавой битве в истории – 350 000 убитых и раненых британцев, более миллиона жертв с обеих сторон. Неудивительно, что именно Сомма стала символом грязи, крови и бесплодности, характерных для войны на Западе.
Бесконечная бойня заставляла британских бойцов задаваться вопросом, за что они вообще воюют. Французы защищали родную землю, но при чем здесь британцы? Много вопросов было и к командующей армейской верхушке. Есть ли какой-то смысл (кроме собственно кровавой резни) в этой их тактике, когда немецкие пулеметы срезают британских рядовых ряд за рядом?
Критика военного руководства порой облекалась в одежды поколенческого антагонизма, но чаще всего питалась межклассовым конфликтом. Писатель Дж. Б. Пристли, получивший на Западном фронте пулевое и осколочное ранения и переживший газовую атаку, сокрушался, что «британская армия никогда не воспринималась как единый гражданский организм, [а] вела себя так, будто маленькой группе офицеров-джентльменов все еще предстояло сделать солдат из этих сбежавших из дома сыновей младших садовников и прочих нищебродов… Традиции господ офицеров убили большинство моих друзей». Классовые противоречия, с которыми столкнулись бойцы на фронте, окажут сильное влияние на послевоенную политическую и социальную жизнь.
В книгах авторов-офицеров также много мощной критики войны и живое описание существования в окопах Западного фронта. В стихах Уилфреда Оуэна невинные солдаты умирают, «задыхаясь» и «захлебываясь» ради пустых патриотических лозунгов вроде: Dulce et decorum est pro patria mori[38]. На страницах автобиографии Роберта Грейвза «Со всем этим покончено» (1929 год) над ничьей землей по-прежнему звучат голоса рядовых: «Мы не трусы, сэр. В нас достаточно храбрости. Просто мы все мертвы на хрен».
* * *
Ллойд Джордж возмущался отсутствием какого-либо прогресса на фронте и намеревался играть более видную роль в принятии стратегических военных решений. Возможность представилась ему летом 1916 года, когда корабль его величества Hampshire подорвался на немецкой мине и среди утонувших оказался Китченер. Став новым военным министром, Ллойд Джордж выпустил несметное количество приказов генералам, невзирая на их протесты против «вмешательства гражданских»; предложение своих коллег-либералов о мирных переговорах с Германией он решительно отверг. И даже масса новых обязанностей не помешала энергичному министру плести закулисные интриги, периодически скармливая прессе свои сожаления о том, как не хватает премьеру Асквиту видения, энергичности и дарования.
Осенью 1916 года военный министр сообщил своим политическим союзникам о необходимости реорганизации. Он предложил создать небольшой военный совет, «свободный от “мертвой руки” Асквитовой инертности», который предполагал сам и возглавить. Потрясенный премьер-министр отверг план. Прежде чем сделать следующий ход, Ллойд Джордж посоветовался с Лоу и Карсоном и выяснил, что они склонны поддержать скорее его, чем Асквита; их реакция вселила в него уверенность, и он подал в отставку. В последующие недели происходило много дискуссий между Ллойд Джорджем, Асквитом и юнионистами, но, когда к компромиссу прийти так и не удалось, Асквиту ничего не оставалось, кроме как уйти с поста. Сформировать кабинет поручили Лоу, но он отказался, поскольку либералы не вошли бы в него. Тогда король обратился к Ллойд Джорджу.
Монарх обвинил валлийца в использовании шантажа во время конфликта, Черчилль же прямо заявил, что на самом деле тот попросту захватил власть. Пусть и то и другое – преувеличения, но Ллойд Джордж, без сомнения, проявил безжалостность и определенно несет главную ответственность за вынужденный уход Асквита. Покидая резиденцию на Даунинг-стрит, Асквит сравнивал себя с Иовом, ветхозаветным патриархом, который безвинно терпит ужасные страдания. Английское общество сочувствовало изгнанному премьеру, недавно потерявшему на фронте старшего сына. И все же большинство, вероятно, разделяло мнение Дугласа Хейга, командующего британскими войсками: «Мне лично очень жаль старого доброго Поддатого. Однако