Не умею я летать.

Посмотрите, приглядитесь,

Я лиса, совсем не птица,

И летать мне не годится.

— Нам — что птица, что не птица,

Но летать ты мастерица.

Вдруг в один прекрасный день,

Ты взлетишь…

— Вот дребедень!

Сколько можно повторять:

Непривычно мне взлетать.

И летать, и приземляться —

В небе не за что хвататься!

Вы летайте, мне ж судьбой

Предназначено ходить,

Пробираться сквозь чащобу,

Кур таскать да нору рыть.

Очень дорого достался

Мне злосчастный тот полет.

Дух мой страшно искалечен.

И как вспомню — дрожь берет!

Нет уж, лучше без полетов

Перебьюсь я как-нибудь…

Лучше вспомним-ка про вас.

Ведь настанет день и час,

Повстречаете вы снова

Страшный череп. Что тогда?

Вот тогда-то и начнется

Настоящая беда!

Кто летает, не летает —

Позабудете вы враз!

Только б смыться да укрыться,

Хоть сквозь землю провалиться,

Лишь об этом думать…

— Хватит! Помолчи-ка ты сейчас!

Мы согласны, мы готовы!

Говори свое ты слово,

Что хотела? Говори!

Только лишку не проси!

«Другой разговор!» — удовлетворенно подумала лиса.

— Дел всего-то ничего.

Там на дереве одном

Я большой орех видала.

Вы собьете мне его.

Налетите стаей дружно,

Вам! — и только и всего!

Я ж за это покажу,

Где укрылся «черепушник».

Ну, так как? Идет?

— Годится!

Мы покажем глупой птице,

Ишь, пугать нас захотела!

— Вот и ладно, и отлично.

А теперь, друзья, за дело!

Лиса подробно растолковала воробьям, что и как им делать, после чего отправилась за главным, за тем, без чего операция теряла смысл, — за курами. Череда удач привела ее в приподнятое настроение, она бьша уверена, что все у нее получится, она утащит столько кур, сколько нужно, и не попадется ни собакам, ни петуху. Представив себе, как удивится волк, когда она выложит свой неожиданный контраргумент, лиса чуть не подавилась от хохота.

Вот умора!

* * *

Деревня показалась из-за холма, людей почему-то не было видно, лиса походила туда-сюда, собираясь с духом (ведь напасть на курятник среди бела дня дело нешуточное), и бросилась вперед. Полное безлюдье наводило на неясные тревожные мысли, однако лисе сейчас было не до этого.

Большинство кур бродили по огороду, петух был среди них. Лиса сделала большой крюк и проникла в курятник с противоположной стороны. С непостижимой в прежние времена легкостью загнав сжавшихся от ужаса птиц в мешок, она приготовилась незаметно выбежать из курятника, но в этот момент туда зашел обеспокоенный внезапным шумом, а потом затишьем петух.

— Чтоб тебе неладно было! — проворчала лиса, замирая. Увидев среди бела дня ночную воровку, петух принял боевую стойку, взъерошил перья, распрямил гребешок и угрожающе прокукарекал. Лиса попятилась, не зная, чего ожидать в следующий момент. И скорее от испуга, чем в здравом уме, неожиданно даже для себя она выплюнула зажатый в зубах край мешка, прыгнула на петуха и придавила его передними лапами. Петух попытался вырваться, но только перышки помял. Лиса, краешком сознания понимая, что делает что-то уж совсем непотребное, заехала ему лапой, поцарапав гребешок и выдернув из хвоста два пера, и пулей выскочила вон, не забыв прихватить мешок. Куры во дворе разбежались по углам, посылая куриное «SOS» на всю округу, в соседних дворах радостно залаяли скучавшие до того собаки.

Спрятав кур в тайник, лиса закрыла вход в него ветками и отправилась к Задире проводить душеспасительную беседу.

Дерево миролюбиво раскинуло могучие ветви, и никто не догадывался, что в дупле прячется опасный смутьян и баламут, пугатель и скандалист, злодей и хитрец, наглец и кошмар воробьиного рода Задира.

«Хорошо, что он не слышит, как его именуют, а то бы возгордился неимоверно!» — подумалось лисе. Она подошла к дереву:

— Задира! Ты спишь?

Выходи, поболтаем!

Я, между прочим,

По делу пришла

И принесла тебе

Грустную весть.

Слыхала я, птицы

Хотят тебя съесть!

— Кто кричит, меня зовет? — Задира ошалело выскочил из дупла.

— Ты меня не узнаешь?

— Ой, лиса!! Откуда? Згинь!

Померещилось! Ой, худо!

— Замолчи, пока и вправду

Тебе худо не пришлось.

Повторяю — дело есть!

— Что, решила меня съесть?

— Воробьями не питаюсь,

Больше кур предпочитаю.

Но ты прав в одном — бывает,

Мне мясца и не хватает.

— Так ты, может быть, решила,

Что сгожусь я на обед?

Да на мне и мяса нет!

Глянь — костяшки, пух да перья!

Смысла нет, уж ты поверь мне!

Неужели ж помирать?

— Прекрати зря глотку драть!

Дай хоть слово мне сказать!

Ну зачем ты всех пугал,

С черепушкою мотался?

Вот теперь и доигрался —

Расклюют тебя, съедят,

И следочка не оставят!

— Ужас, ужас, что же делать?

— Можно все еще поправить.

Предложенье есть одно.

Вырви-ка ты мне перо.

Я его им покажу:

Мол, я вовсе не хотела,

Да случайно тебя съела.

Но за эту за услугу

Ты поможешь мне как другу.

Как, согласен ты?

— Идет!

Ну а вдруг поймет народ,

Что ты врешь? Тебе, сестрица,

Туговатенько придется!

— Не боись, все обойдется!

Дел я хитрых мастерица.

Провести сумею всех.

Во спасенье ложь не грех.

Ну а ты, как кончишь дело,

Улетай, да побыстрее,

Да подальше, в те края,

Где и слыхом не слыхали

Про Задиру-воробья.

И не пробуй отвертеться

От того, что обещаешь!

От меня тебе не деться

Никуда! Меня ты знаешь!

* * *

Время летело незаметно, к реальности Марию вернул забурчавший желудок.

«Может, можно как-нибудь так пробраться на кухню, чтобы не натолкнуться на Кащея? — с отчаянием подумала она. — Интересно, он уже обнаружил мой побег или до сих думает, что я решила уморить себя голодом, сидя взаперти?»