— Придется бросить жребий между «Крепким орешком» и «Гневом» с Дензелом Вашингтоном.

Тим повторил ответ, и Пит воскликнул:

— Счастливый ты сукин сын!

В комнате-прачечной Крайт нашел вешалки для брюк, рубашки, пиджак спортивного покроя. Развесил одежду на ручки кухонных буфетов и полок.

В нижнем белье, носках и туфлях, закрыл жалюзи окон кухни. Не одобрял людей, которые показывались другим в неподобающем виде.

Он нашел одежную щетку с жесткой щетиной и ещё одну, с мягкой. И особенно обрадовался, обнаружив губку для одежды.

Хозяева, похоже, относились к уходу за одеждой с тем же тщанием, что и к уборке дома.

Крайт даже подумал о том, чтобы перед уходом оставить им записку, во-первых, похвалить, во-вторых, дать ценный совет. На рынке появились нетоксичные, легко разлагающиеся средства для сухой чистки, которых он в доме не нашел. Он точно знал, что средства эти хозяева оценят по достоинству.

Используя чуть увлажненную губку только по необходимости, с помощью щеток он достаточно быстро привел в порядок одежду.

Поскольку комната-прачечная была очень маленькой, он поставил гладильную доску на кухне. Паровой утюг в доме был высокого качества, универсальный, настраиваемый на любую материю.

Однажды он воспользовался таким утюгом, когда пытал одного молодого человека перед тем, как его убить. К сожалению, в результате первоклассный бытовой прибор пришел в негодность.

Покончив с глажкой, Крайт отправился на поиски черного обувного крема, подходящей щетки и бархотки. Нашел все необходимое в отдельной коробке в шкафчике под раковиной.

Вернув все, чем пользовался, на положенные места, Крайт оделся и поднялся на второй этаж в поисках большого, в рост человека, зеркала. Нашел его в большой спальне.

Собственная внешность ему понравилась. Его могли принять за учителя, за коммивояжера, за кого угодно.

Зеркала интриговали его. В зеркале все отражалось наоборот, и ему казалось, что в этом кроется какая-то загадка, но раскрыть ее пока не удавалось.

Однажды он прочитал интервью с женщиной- писательницей, которая сказала, что из выдуманных персонажей более всего отождествляет себя с юной Алисой Льюиса Кэрролла. Заявила, что душой она — Алиса.

Поскольку многие ее суждения вызывали у Крайта отвращение, как-то вечером он нанес ей визит. Писательница оказалась женщиной миниатюрной. Он легко поднял ее и бросил в большое зеркало, в надежде увидеть, как чудесным образом она пройдет сквозь него и исчезнет в Стране чудес.

Но выяснилось, что она — не Алиса. Зеркало разлетелось вдребезги. Поскольку писательница не сумела пройти сквозь зеркало, Крайт провел какое-то время, пропуская через нее осколки зеркала.

Только когда завибрировал мобильник, Крайт осознал, что простоял перед зеркалом больше минуты, а то и двух.

Из текстового сообщения следовало, что заказ будет доставлен к двум часам ночи.

То есть, по его часам, ждать оставалось один час и пятьдесят пять минут.

Он никуда не спешил. И расценил задержку как возможность поближе познакомиться с семьей, которая, сама того не зная, предоставила ему кров.

Начал со шкафчиков в ванной, примыкающей к большой спальне. Узнал, что в чем-то его предпочтения совпадают с выбором этих людей: зубная паста, нейтрализатор кислотности, таблетки от головной боли...

А вот то, что ему не нравилось, отправлял в ближайшую корзинку для мусора.

В двух ящиках комода в спальне нашел сексуальное женское белье. С интересом разворачивал каждый предмет, осматривал, складывал вновь.

Эта находка его не разочаровала. На что ординарные личности имели право, так это на ничем не сдерживаемое проявление сексуальности.

Крайт даже подумал о том, чтобы излить свою сексуальность на одни из наиболее соблазнительных трусиков, прежде чем вернуть их в ящик комода, но потом решил приберечь все для этой Пейкуэгг.

В дальнем конце коридора второго этажа находилась спальня дочери хозяев дома. Крайт быстро понял, что она — подросток.

Одежда девочки, убранство комнаты, коллекция компакт-дисков говорили о том, что она не бунтует, а во всем ладит с родителями.

Крайт не мог одобрить ее полную подчиненность отцу и матери.

Хотя дети и раздражали его, он тем не менее понимал, что и они могут приносить пользу. Вражда между поколениями была одним из элементов, которые позволяли держать общество под контролем.

В прикроватной тумбочке, помимо прочего, лежал запертый на замок дневник в кожаном переплете. Крайт сломал замок.

Девочку звали Эмили Пеллетрино. Писала она четко и красиво.

Крайт прочитал несколько страниц, абзац здесь, абзац там, но не нашел никаких откровений, которые стоило бы прятать под замок. Эмили находила родителей такими забавными, но любила и уважала их. Она не принимала наркотики. В четырнадцать лет, похоже, оставалась девственницей. Очень хотела получать в школе высокие оценки.

До знакомства с дневником Эмили в доме Крайту нравилось решительно все. Теперь же он нашел, что она очень уж самодовольная.

И подумал, что после выполнения текущего задания, если позволит время, ему стоит вернуться к

Эмили и увезти малышку на недельку-другую в какое-нибудь укромное местечко.

А обогатив ее новым опытом, как по части изменяющих сознание субстанций, так и идей, он мог бы вернуть девочку домой, в полной уверенности, что она более не будет столь высокого мнения о себе. В этом случае она также смогла бы по-новому взглянуть на мать и отца, и текущие неестественные отношения в этой семье уже никогда бы не вернулись.

Позже, в гостиной, продолжая осмотр дома, Крайт услышал шум сворачивающего на подъездную дорожку автомобиля. Взглянув на часы, увидел, что заказ прибыл точно в назначенное время: ровно в два.

Он не вышел из дома, чтобы поздороваться с курьерами. Протокол такого не предусматривал.

Не подошел и к окну, чтобы через щелочку взглянуть на курьеров. Они его не интересовали. Рабочие лошадки, выполнявшие мелкие поручения.

Вернувшись на кухню, Крайт открыл дверцу морозильной камеры и нашел порцию домашней лазаньи. Подогрел ее в микроволновой печи, запил бутылкой пива.

Лазанья пришлась ему по вкусу. Он вообще, если позволяли обстоятельства, предпочитал домашнюю пищу.

Помыв посуду, Крайт везде погасил свет, запер парадную дверь и вышел на подъездную дорожку.

Там его ждал «Шевроле», на этот раз темно-синий — не белый, но в остальном идентичный тому, который пришлось оставить в переулке.

Внешне ничто не указывало, что у этого седана под капотом, да и не только, не такая «начинка», как у обычных автомобилей этой модели. Но под низкими облаками, в свете уличного фонаря, в прыгающих тенях от ветвей палисандрового дерева, которые трепал ветер, темно-синий «Шевроле» выглядел куда мощнее своего белого собрата, и Крайту это нравилось.