Милиции доверили стрелковое оружие, побывавшее в руках мятежников.

Но были и другие проблемы, которые предстояло оперативно решать. На железнодорожном направлении интервенты прорвали фронт. Оборона Шестой армии приняла ярко выраженный очаговый характер.

Даже на рытье окопов не хватало рук. Кто-то предложил: вологодской буржуазии дать в руки лопаты и кирки-мотыги и на каждую семью определить объем работы. Раздались реплики:

– В Вологде нет буржуазии. Это не Питер и не Москва.

– Но есть богатые, вот их и заставьте потрудиться на революцию.

Чтоб богатые не откупились от трудовой мобилизации, им установили норму: в день два куба на человека.

– Откупятся!

Во все времена коррупция – самое коварное оружие против трудового народа. Только вышел декрет о мобилизации буржуазии на земляные работы, а землю уже роют крестьяне из пригородных деревень. И как это им удавалось принимать взятки, что даже не замечали комиссары, присланные из Москвы по распоряжению товарища Троцкого?

Северный фронт готовился к решительным боям с интервентами. Капитану Сергею Самойло предстояло вести трудный разговор с командующим фронта.

К этому разговору готовил его командующий Белой армии генерал-лейтенант Миллер, в прошлом сослуживец и в некотором роде приятель, у которого были общие учителя и наставники в Императорской академии Генерального штаба.

Сергей находился в Котласе уже четыре дня. Отец был завален мобилизационной работой. Он даже ночевал в своем кабинете – отводил два часа и то с перерывами – на сон.

А что касается сына…

– Отдыхай, присматривайся. Как рана? Сильно беспокоит?

– Терпимо… Маленько саднит. Может, на погоду.

– Смотри, чтоб рана не открылась. Со мной такое было. Загляни в госпиталь. Там врачи опытные. Я предупрежу.

Он заглянул, и чуть было себя не выдал. Выручило солдатское обмундирование. В перевязочной наткнулся на человека, который весной плыл вместе с ним на «Олимпии». На нем была форма русского офицера инженерных войск, но не военного врача.

Так и не показав свое ранение, Сергей вернулся на квартиру. Нужно было дождаться отца и спросить, как давно этот человек работает в госпитале военным врачом?

В тот день отец так и не появился. Но удалось поговорить и ближе познакомиться с комендантом штаба. Матрос Лузанин прибыл из Питера в одной команде с Павлином Виноградовым. Вскоре Павлина, как толкового организатора, избрали в губисполком, а Матвея Лузанина, сигнальщика эсминца «Стремительный», по рекомендации Александра Самойло назначили руководить хозяйственной частью губернского совета вместо эсера Колунцева, расстрелянного за продажу красноармейского обмундирования. По совместительству Лузанин исполнял обязанности коменданта штаба Шестой Красной армии.

Относительно Лузанина отец сказал Сергею:

– Матвею можно верить. Честный, и любовь к Родине у него в крови. К врагам беспощаден. Даже слишком.

О Матвее Лузанине в армии ходили противоречивые слухи и даже легенды. Пойманного агента он умел разговорить, что тот раскрывал перед ним все тайники своей души. Да, собственно, агент без многословия раскрывался, достаточно было Матвею сказать:

«Если не соврал, оставлю тебя служить при штабе. А коль соврал, не обижайся».

При этом он похлопывал тяжелой, как свинчатка, ладонью по деревянной кобуре маузера.

Расстреливал редко. Подследственные уже были наслышаны о необыкновенных методах допроса, надеялись на снисхождение: чистосердечное признание расценивалось как шанс сохранить себе жизнь, а в отдельных случаях – и свободу. Уличенные в шпионаже тоже хотели жить. И Лузанин предоставлял им такую возможность. Если соврал – пуля в лоб, сказал правду – служи трудовому народу на страх врагам революции. По документам Миненков был призван в Красную армию в феврале 1918 года Саратовским горвоенкоматом, зачислен в гарнизонный госпиталь города Котлас в марте того же года. Документы достоверные.

– Миненков, если это Миненков, приплыл на крейсере «Олимпия» в конце мая этого года, – стоял на своем капитан Самойло. Забывчивостью капитан не страдал.

Комендант был непреклонен. Он лично поднял картотеку, выписал на отдельный листок номер приказа и число, когда врач приступил к исполнению своих обязанностей.

– Так что вы, Сергей Витольдович, ошиблись относительно военврача Миненкова, – заключил комендант.

– И все же…

Это «все же» заставило коменданта пойти капитану навстречу:

– Если настаиваете, проверим еще раз.

Пришлось в отсутствие военврача Миненкова осмотреть его личные вещи. Все вещи были из России, за исключением пары шелкового нательного белья. Служивые люди высокого ранга, чтоб избежать педикулеза, носили шелковое нательное белье.

Подозрение на шпионство Миненкова вроде отпало. Уже на следующий день комендант, придавленный текучкой, как будто об этом забыл. Но, будучи дотошным чекистом, он все-таки помнил. Встретившись с Сергеем на крыльце штаба, осторожно спросил:

– Тот человек, который плыл на «Олимпии», откуда родом?

Сергей пожал плечом: оказывается, комендант все-таки помнил о подозрении.

– Его настоящая фамилия случайно не граф Ненковский? Мирон Игнатьевич.

«Стоп!» Сергей насторожился. Из тайника памяти возникло услышанное на крейсере редкое для русского имя «Мирон». Так женщина обращалась к мужчине с родинкой на верхней губе, который плыл вместе с ней на крейсере. И слово «граф» произносилось.

Стали вспоминать некоторые подробности недавнего времени, как-то связанные с врачом Миненковым. Неожиданно для присутствующих кто-то из участников совещания потерял сознание, как потом оказалось, на голодный желудок выкурил гаванскую сигару.

В последнее время на городских толкучках – в Архангельске, Котласе, Вологде – стали появляться наряду с прочим контрабандным товаром и гаванские сигары, раньше о них и слыхом не слыхивали – довольствовались тамбовской махоркой. Но уже с прошлой зимы с махоркой участились перебои, зато сигары на рынке стали в доступных ценах. От сигар исходил приятный запах мятной травы, сами курильщики стали замечать, что если сигару выкуришь натощак, появляется легкое головокружение, и даже на некоторое время можешь потерять сознание. Так случилось и с полковым инженером резервного полка. Накурился гаванской сигары.

Из гарнизонного госпиталя был срочно вызван военврач Миненков. В зале он появился с туго набитой санитарной сумкой. С ней Миненков никогда не расставался. Пока шло совещание, он приводил пострадавшего в чувство. Называл причину недомогания: «Дистрофикам курить не советую». Но курила вся Россия, не исключением был и Северный край. Нередко за неимением сахара выдавали махорку. Любители экзотики махорку меняли на сигары. Тайком, чтоб никто не заподозрил, и Миненков менял сигары на махорку. Сигары всегда были при нем. Загадкой оставалось: откуда они у него?