Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«О, сколько… сколько раз вечернею порою в запущенном саду на каменной скамье рыдала я, забытая тобою… О милом, дорогом… о розах… о весне…». Жора откинулся к стене и в упор смотрел на Екатерину. Его взгляд показался ей наглым и насмешливым. Ольга вдарила по струнам и запела с особым чувством «Я память прошлого благословляю. О, если бы мечты мои сбылись… Я так люблю тебя… Люблю и проклинаю… Вернись! О, дай мне снова жизнь! Вернись…».
Хотелось аплодировать, так это было хорошо! Хотелось преподнести певице цветы и попросить автограф.
– Оленька у нас дипломант конкурсов студенческой песни! – возгласил Тарасович, когда стих последний аккорд. – Она личность известная, гастролирует с концертами по разным уголкам нашей необъятной родины и радует народ своим искусством. Нам всем повезло слушать ее в такой интимной обстановке, в такой приятной компании!
Оля пела еще, хорошо и много. Когда она перешла к авторским песням, все запели хором.
– Катюха! – воскликнул вдруг Жорик в наступившей паузе. – Ты ведь тоже неплохо поешь. Спой-ка нам что-нибудь, сестренка!
Тарасович перевел удивленный взгляд с брата на Катю. «Идиот! – разозлилась она. – На всякий случай решил указать мне место. Ну, держитесь, гости дорогие! Сейчас спою!». Ольга перебирала струны, готовясь подыграть.
– Не надо, – Катя дотронулась до струн, – я спою без аккомпанемента.
Она запела «Колечко». Эту старинную русскую песню она помнила и любила с детства. Ее пела бабка Ксения – старенькая матушка ее тогда уже немолодого отца. Катя в точности переняла ее простонародную манеру. Пела, как деревенская баба, с придыханиями и подвываниями, непредсказуемыми остановками и прочувствованными «охами». Не знали братья, что Катя любила и умела петь. В наступившей тишине удивленные Михаил и Жора слушали ее сильный альтовый голос «Потеряла я колечко, потеряла я любовь. Я по этому колечку буду плакать день и ночь…».
Девушки тоже затихли. Ольга повторила попытку подыграть, но Катя положила руку на струны.
– «Где девалось то колечко, что мизинец украшал? Где девался мил дружочек, что словами обольщал?» – Она видела и знала, что поет хорошо. А необычная мелодия и нетрадиционная манера исполнения, не принятая в официальной народной песне, поразили слушателей. – «Обольстил милый словами, сам уехал д-навсегда… Сам уехал, мне оставил ох… малютку д-на руках…»
Катя закончила пение в восхищенной тишине. Ее песня ворвалась диссонансом в репертуар Ольги, отложившей гитару и двигающей рукой по кровати в поисках чехла. Жора помогал ей искать.
– А теперь ночной заплыв! – жизнерадостно воскликнул Тарасович. – Правила у нас жесткие! Купаемся голышом! Кто не согласен – остается и ждет в домике!
– Голышом? – Марина замотала головой. – Ну, нет, не знаю… я не смогу, я лучше останусь…
– Это чудесно! Это здорово! Вы никогда не купались ночью голой? Это такая красота! Это сказка! Идемте, Марина, не пожалеете! – затараторили Лиля и Оля. – А мальчики отвернутся! Правда, мальчики?
– А то! Конечно, отвернемся! – загоготал Жорик. – Вряд ли вы что-то новое нам продемонстрируете, девочки! Полагаю, у всех одно и то же, на одних и тех же местах. Бга-а-а…
Екатерина пошла вместе со всеми. Купаться она не собиралась, но надеялась, что на обратном пути кто-нибудь проводит ее до корпуса. Хотелось скорее попасть в номер и обдумать сегодняшний день.
Ночное море поразило ее. Тяжелые фалды темного шелка медленно вздымались и опускались, словно мерно и тяжко вздыхал незримый гигант. Чуть дымилась серебристая молния лунной дорожки, то плотно застегнутая, то расплывающаяся дрожащими зигзагами. Черный бархат над головой, расшитый сияющими бриллиантами, тянулся вдаль, где невидимый шов соединял его с мерцающими шелками. Красота потрясала…
Братья незаметно разделись и, быстро нырнув, исчезли из вида. Девушки тоже начали разоблачаться. Первой обнажилась полногрудая скромница Марина, за ней – худышка Лиля и ладная Оля. Девушки боязливо зашли в воду и остановились, поеживаясь. Вынырнувшие откуда ни возьмись братья заставили их с визгом окунуться. Дамы поплыли, упрекая кавалеров в нарушении обещаний не подсматривать.
Катя осталась одна. Она слушала шутливые переругивания и кокетливые повизгивания, и вдруг тоже захотела в воду. Плыть бездумно и отважно в сторону невидимого горизонта, окунуться в шелковую бесконечность, раздвигать тяжелые фалды уверенными движениями, слизывая с губ соленые брызги. Но голой она еще никогда не купалась. Ее смущали оценивающие взгляды едва знакомых женщин и жизнелюбивых братьев.
– Катюша! Ну, что же ты? – раздался совсем близко от берега голос Михаила. – Давай к нам! Такая красотища! Не стесняйся! Все уплыли далеко, не увидят, а я отвернусь! Раздевайся, я не смотрю…
Он помахал ей и, развернувшись в сторону моря, поплыл большими саженками. Катя решилась. Она быстро разделась и нырнула.
Было непередаваемо прекрасно. Такого она не испытывала никогда. Дневные купания не шли ни в какое сравнение с этим ночным пиршеством. Она заплыла далеко за буйки, а когда повернула обратно, увидела на берегу уже одетую компанию, тревожно всматривающуюся в темноту. Заметив Екатерину, успокоенные девушки направились к лестнице, ведущей на набережную, а братья замешкались. Нащупав дно кончиками пальцев, Катя крикнула:
– Я здесь! Я уже выхожу! Идите, я догоню! – Мужчины не тронулись с места. Она сделала еще несколько шагов, вода уже открывала плечи. – Ну, что же вы? Уходите или отвернитесь! – Жора повернулся спиной к морю, но Михаил продолжал стоять лицом к ней. – Миша, я замерзаю! – Катя и впрямь чувствовала озноб. Она опустилась в воду по шею и проплыла еще немного, пока колени не задели дно. Тарасович напряженно ждал, когда она поднимется из воды. Катя рассердилась – Михаил Тарасович, хотите, чтобы я простудилась? Что вы уставились? Отвернитесь или уйдите!
Кучка с ее одеждой лежала у самых ног братьев. Жора что-то говорил Тарасовичу, обняв его за плечи и пытаясь развернуть к себе. Тот, наконец, отвернулся, и Катя, стуча зубами, выбежала из воды. Она одевалась прямо за их спинами, заметив по напрягшейся руке Жоры, каких усилий стоило ему удерживать брата. Она спешила, но на мокрое тело одежда надевалась с трудом. От нижнего белья Катя решила отказаться и торопливо натягивала белую юбку через влажные ноги.
Михаил с силой отпихнул Жору и вырвался из братских объятий…
Она не узнала его лица… судорожно подергиваясь, на нее смотрела омерзительная физиономия монстра. Плотно сомкнутые, растянутые до ушей губы застыли в жуткой гримасе, изображающей улыбку. На месте глаз блестели стекла. О них, словно пытаясь выпрыгнуть, бешено колотились зрачки. Чудовище издавало приглушенные звуки, похожие на сдавленные стоны или утробное урчание. Стеклянные глаза жадно шарили по ее телу…
Катя испытала шок. Спрятаться от возбужденного зверя было некуда. Она предстала перед Тарасовичем в чем была – обнаженная до колен, с прилипшей к ногам, как хвост русалки-альбиноса, белой юбкой. Монстр протянул конечность, и холодные щупальца коснулись ее груди… Она в ужасе отшатнулась, едва не упав из-за скованных юбкой коленей. Но рука продолжала тянуться, перебирая дрожащими пальцами…