Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Очень уютно, – заметил Джонатан, когда они вошли. – И определенно просторнее, чем квартиры в «Сосайети». А как насчет слуг?
– Убираться здесь будут горничные Адам-Хауса, еда – с кухни клуба, дверь открывает Лэнгтри. Я возьму с собой только Майлза и Хьюберта, они поселятся на чердаке.
– Что ж, Хейбери, не будь ты самим Вельзевулом, я бы сказал, что ты нашел себе местечко в раю!
Оливер ухмыльнулся в ответ.
– Сомневаюсь, что на небесах есть карточные столы и бильярд или там обитают исключительно хорошенькие ангелочки женского пола.
– Что вы здесь делаете?
Оливер обернулся, услышав резкий голос Дианы. Она стояла на пороге; из-за ее плеча выглядывала молоденькая белокурая девушка.
– Показываю лорду Мандерли свое новое жилище, – ответил Оливер, стараясь подавить неприятное чувство, как будто снова оказался в университете и директор застал его в спальне с девицей. – А ты что здесь делаешь?
Диана дернула щекой.
– Оливер, – проворковала она куда более нежным голосом, – ты же знаешь, как я не люблю портить сюрпризы.
Этот нежный голосок Оливер, черт побери, хорошо помнил.
– Тогда тебе нечего бояться, – ответил он, непринужденно меняя позу, чтобы скрыть охватившее его возбуждение. – Мандерли – воплощение скромности и молчаливости.
– Спасибо за почти комплимент! – ответил Джонатан, переводя взгляд с самой Дианы на ее спутницу. – Прошу прощения, но вы ведь леди Камилла Прайс, верно? А Фентон?.. Вы… вы здесь работаете?
Девушка побледнела, а Диана немедленно шагнула вперед, заслонив ее собой.
– Чтобы это выяснить, лорд Мандерли, вам придется вступить в клуб «Тантал».
Виконт отвесил поклон.
– Да, миледи. Если позволите сказать, то немногое, что я успел увидеть, очень впечатляет.
– Благодарю, лорд Мандерли. Оливер, мы как раз закончили главный зал. Если вам с лордом Мандерли интересно, можете взглянуть.
Едва Диана со своей спутницей покинула комнату, закрыв за собой дверь, Оливер обернулся к Джонатану.
– Что ты там болтал? Кто такая Камилла Прайс?
– А ты не слышал? – вскинул брови Джонатан. – Я знаю что-то, чего не знаешь ты? Подожди-ка, это надо записать и упомянуть в мемуарах.
Похоже, Оливер слишком много времени проводил в Адам-Хаусе, если умудрился пропустить новейшую сплетню.
– В твоем некрологе я об этом упомяну, если не объяснишь, в чем дело!
Мандерли смерил его пристальным взглядом.
– Ты, конечно, страшен в гневе, но я рискну. Услуга за услугу: ты объяснишь, что происходит между тобой и леди Камерон, я – кто такая Камилла Прайс.
Оливер выругался сквозь зубы.
– Терпеть не могу торговаться!
– Верно, но быть не в курсе ты не любишь еще сильнее.
Несколько долгих мгновений Оливер смотрел на виконта.
– Напомни мне, почему мы дружим? – спросил он наконец.
– Потому что никто, кроме меня, тебе правды не скажет, – невозмутимо ответил Джонатан. – И еще потому, что мне плевать, что говорят о тебе другие.
Оливер глубоко вздохнул.
– Да, похоже, что так. Ладно. Мы с Дианой познакомились в Вене. А потом расстались. Плохо расстались.
Мандерли кивнул.
– Так я и предполагал. Камилла – леди Камилла Прайс – была помолвлена с маркизом Фентоном. В день свадьбы сбежала из-под венца, и уже несколько недель ее никто не видел.
– Похоже, клуб «Тантал» превращается в приют для девушек в беде. – Любопытно, добавил Оливер про себя. Об этом стоит подумать. – Ну что, пойдем посмотрим на игорный зал леди Камерон?
– Я готов сбить тебя с ног, чтобы прибежать туда первым!
Оливер не стал признаваться, что уже много раз видел помещения «Тантала». Видел – и молчал. Это смущало, ибо оставалось загадкой для него самого. Диана купила его молчание шантажом, пусть. Но почему же, черт возьми, он сам готов ревностно хранить ее тайны? Почему не чувствует даже искушения нарушить ее планы хотя бы в мелочах?
Оливер и не заметил, когда этот поединок воли превратился в полномасштабную войну. И что еще тревожнее, он совсем иначе теперь представлял себе победу.
Его цель – доказать, что произошедшее в Вене было ерундой, минутной слабостью. Что ж, лучший способ – повторить эксперимент. И пусть на этот раз Диана бежит, как сама сказала, поджав хвост. Ибо Оливер на этот раз не покинет игорный стол, пока игра не окончится его выигрышем.
– Лорд Мандерли узнал меня! – воскликнула Камилла Прайс, судорожно прижимая руки к груди. – Я же говорила, миледи, рано или поздно меня узнают!
Диана остановилась посреди главного игорного зала.
– Главный игорный зал – звучит слишком длинно, тебе не кажется? Нужно придумать название покороче. Да, точно: нужно свое название для каждой комнаты. Что-нибудь, легко слетающее с языка. Что бы ты предложила?
Дочь графа Монтшира утерла слезы.
– Я… Леди Камерон, простите, но понимаете ли вы, какую беду я могу на вас навлечь?
– Я знаю одно, Камилла: слухи о том, что ты здесь, привлекут сюда новых посетителей. Да, они будут сгорать от любопытства. Кто-то, возможно, посмеется или осудит. Но если за каждое злое слово они будут платить по двадцать фунтов – пусть говорят.
– Вот только осуждать будут не вас!
– Да? Ты так думаешь?
Бледные щеки Камиллы порозовели.
– Ну, может быть, и вас тоже, но за спиной!
– А мне что за дело, если я этого даже не услышу? Самое худшее, что они могут мне сделать, – не приходить. А пока платят за то, чтобы играть у меня в клубе, и оставляют здесь деньги, из которых я плачу тебе и другим девушкам, – пусть делают что хотят. Как насчет зала «Персефона»? Названия можно будет написать на дверях и… Да, мне кажется, зал «Персефона» подойдет.
Камилла, немного успокоившись, начала предлагать имена богинь и мифологических героинь, в честь которых можно назвать другие залы. Диана слушала ее, стоя у двери так, чтобы заранее увидеть приближение Хейбери и Мандерли.
Диана совсем не ожидала, что займется помощью девушкам в стесненных обстоятельствах. Но так вышло уже дважды: с Эмили Портсмен и Камиллой Прайс. И Диана обнаружила, что ничего не имеет против. Более того, ей это нравится!
В двадцать три года она едва ли могла испытывать к этим девушкам материнские чувства. Но сестринские – почему бы и нет? Диана не поверяла им свои тайны: для этого у нее была Дженни. Просто принимала на работу, потому что они оказались в бедственном положении и, как правило, не по своей глупости, а по вине мужчин. Ей ли не знать, сколько зла несут в мир мужское высокомерие и тупость?