Временами мне было их жаль.

Временами я им завидовал.

Странно, но настоящих рок-н-ролльных клубов в Перми я не мог припомнить ни одного. Оставалось задуматься почему, но мне сейчас было не до того.

Справочного материала оказалось много, можно было сидеть над ним не одну ночь, но и то, что я успел узнать, поражало. Я сознательно и с самого начала ограничил круг поисков. Меня не интересовали группы-однодневки, безликие мальчики и девочки, «пластмассовые куклы» шоу-бизнеса, подростковые группы, «герои одного хита» и прочие. Меня интересовали звёзды.

Начали мы с того, что лежало на поверхности. Это был, если можно так сказать, первый этап под кодовым названием «Травмы и увечья».

Джанго Рейнхардт, австрийский цыган, король европейского джаза 50-х. Левша, при пожаре он получил тяжелейшую травму: левое запястье отнялось, безымянный палец потерял чувствительность. Подвижность сустава восстановилась, палец — нет, однако, по свидетельствам современников, он и с четырьмя пальцами мог уделать любого.

У Джона Маклафлина, «отца» джаз-рока, хирурги вынуждены был ампутировать фалангу указательного на левой — плохо закреплённый монитор упал и раздробил ему сустав. Зажившей культёй Маклафлин полгода не мог прикоснуться к струне, врачи предлагали протезирование, но он отказался и через три года вернулся в строй. Изменилась манера игры, но Маклафлин остался в первых рядах самых быстрых, техничных и «немажущих» гитаристов мира.

Джефф Бек, столп британского «белого блюза», однажды менял колесо, и машина сорвалась с домкрата. Результат — трещина и множественные переломы первого сустава большого пальца левой руки. За три года ни одной пластинки, вместо этого — запой и курс лечения от алкоголизма. Тем не менее, он остался в строю.

Ларри Карлтон — огнестрельное ранение; пуля повредила сухожилия, локтевой сустав и нервные окончания пальцев левой руки. Первые полгода гитарист не мог удержать стакан воды, не расплескав его. Однако спустил струны на целую октаву, сменил Fender на Les Paul — и, введя в норму разыгрываться двенадцать часов в день, остался на прежнем уровне.

Ингви Мальмстин, талантливый, техничный швед, фанатик Блэкмора и Паганини, породивший в 90-х моду на инструментальный гитарный хард-рок, попал в аварию в 87-м. Результат: кровоизлияние в мозг, нервный шок и атрофия левой кисти. После долгого периода восстановления заиграл лучше прежнего.

— Они что там, все увечные, в хард-роке? — недоумевал я, пробегая список великих гитаристов. — Хотя, постой! Вот: Ричи Блэкмор ничего не ломал и не терял.

— Блэкмор, Блэкмор… — проговорил задумчиво Севрюк и снова стал шуршать бумажками. — Это, брат, фигура. Он ведь тоже не так прост!

В шестнадцать лет Блэкмор пришёл в группу «Savages» («Дикари»), и на следующий день их гитарист Роджер Мингэй подал в отставку. Но «дикарём» Ричи пробыл недолго — ушёл в группу «The Outlaws», где гитаристом снова был… тот самый Мингэй. Блэкмор будто преследовал беднягу, тот в итоге уехал в Австралию, где и затерялся. В 65-м Блэкмор был уже в группе «Крестоносцы», откуда «вышиб» неплохого гитариста Фила Макпилла, который с тех пор бесследно исчез. Потом была «Римская империя» — их солист впал в манию величия. Переиграв со множеством групп, Блэкмор вошёл в состав знаменитых «Deep Purple», где и стал королём хард-роковой гитары. Когда он оттуда ушёл, на замену ему подыскали парня по имени Томми Болин, очень талантливого гитариста (через год он погиб от героина). Складывалось впечатление, что Блэкмор точно уловил момент, чтоб вовремя уйти, и судьба прихлопнула другого. Он увлекался спиритизмом и Средневековьем, слушал только старинную музыку, скрипичные концерты, а в конце 90-х создал группу, где играет исключительно баллады в средневековом стиле.

«Безумный бриллиант» Сид Барретт, основатель «Pink Floyd», «отец британской психоделии», — в первые годы он был единственным в группе, кто писал песни. Он был очень силён в этом деле, очень находчив (по выражению коллег: «Один из трёх-четырёх великих, равных Бобу Дилану»). Однако после записи второго диска Барретт натурально сдвинулся с катушек, на чём его карьера кончилась — его просто выперли из группы. Он ещё пытался что-то записывать, выпускал альбомы, сборники стихов… Бесполезно. Но и у «Флойдов» дела были не ахти. Диск 72-го года провалился, многие считали, что ждать от них больше нечего. И вдруг, когда у Сида окончательно съехала крыша, группа выпускает эпохальную Dark Side Of The Moon — «Тёмную сторону Луны». Дальше можно не рассказывать, достаточно упомянуть, что это самый продаваемый альбом из всех, которые записывали британские группы. Что до Барретта, он до самой кончины вёл жизнь тихого сумасшедшего под присмотром родственников.

Джими Хендрикс, «бог гитары», наполовину негр, наполовину индеец чероки, первым нашёл звук, который стал основой всего тяжёлого рока. Он ничего себе не ломал, зато от природы был левшой. На концертах у него часто замыкало гитару (один раз она загорелась) — тогда он превратил сожжение гитары в ритуал. Даже смерть его окутана событиями, совершенно необъяснимыми. В 70-м, на съёмках «Rainbow Bridge», он отыграл два потрясающих концерта на Гавайях у подножия разбуженного вулкана Халеакала. 18 сентября 1970 года Хендрикс захлебнулся рвотой после передоза. 19-го (на следующий день) Халеакала уснул — и спит до сих пор. Хендриксу было двадцать семь лет.

В том же 1970 году безвестный канадский парнишка Фрэнк Марино попал в автомобильную аварию. В больнице его якобы посетил дух Джими Хендрикса и дал серию уроков игры на гитаре. Можно спорить, но вот факты: выписавшись, Фрэнк, до того не прикасавшийся к гитаре, сразу заиграл в манере Хендрикса, собрал трио «Mahogany Rush» и записал альбом на стыке хард-рока и белого блюза — это была работа настоящего мастера гитары. Группа с триумфом прокатилась по Америке, собирая полные стадионы, выпустила десяток альбомов и распалась, практически не имея себе равных. Далее из Фрэнка будто выпустили воздух: все его сольники были крепкими, техничными — и начисто лишёнными души.

Но и это ещё не всё! По разным оценкам, только в Штатах существует более двух тысяч часов музыки, записанной Хендриксом, а это означает, что при жизни он должен был ежедневно проводить в студии по 17–18 часов, что совершенно нереально. Эксперты всерьёз полагают, что большинство композиций, приписываемых Джими, исполняет другой, фантастически талантливый гитарист (причём во всех случаях это один и тот же гитарист), но кто это — не известно никому.

За окном стемнело. Каруселька магнитолы деловито щёлкала, меняя диски. Коэна сменил Марк Нопфлер, Нопфлера — Майк Олдфилд («Сколько их там у тебя?» — спросил я. «Семь!» — с хитрецой в глазах сказал Виталик и начертил табачным дымом в воздухе семёрку), чай в стаканах сменился чёрным кофе, в раскрытую форточку тянуло ветром, табачный дым завивался слоями, а мы всё перебирали бумаги.

Честно говоря, сперва я хотел ограничиться одними гитаристами, но прочие музыканты не хотели отставать. С гитары только начинался отсчёт рок-н-ролльных смертей и увечий, как сольных, так и «внутригрупповых», получивший с лёгкой руки Виталика глумливое название «Жизнь за царя». Естественно, все умирают, такова жизнь, но некоторые смерти, прямо скажем, вызывают странные ассоциации.