Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ради всего святого! – прикрикнула на нее Сандра. – Ты меня с ума сводишь!
– А ты-то что?! – сказала я. Я не понимала, почему так злюсь, но я была в ярости. Я так устала от Сандры, от того, как она смотрит на вещи – для нее все в жизни ничтожно, глупо и не стоит внимания. Она как человек, который смотрит не в то стеклышко телескопа и жалуется, что все вокруг такое маленькое. – Тебе-то на что жаловаться?
– Я – другое дело, – пробурчала Сандра.
– …и на реках уготовал ю есть…
– Ты выпила целую бутылку спирта, – я понимала, что перехожу все границы, – и потеряла работу…
– Ну, хватит! – оборвала меня Сандра, а потом крикнула новенькой. – Не будешь ли ты так любезна заткнуться?!
Но девочка продолжала:
– Неповинен рукама и чист сердцем, иже не прият всуе душу свою…
Но теперь меня было не остановить. Часть меня знала, что я злюсь не на Сандру, а на Трентона, Минну, Кэрол и даже на Ричарда. Я злюсь на то, что мне приходится смотреть на этот неказистый и вечно ошибающийся мир. Мы обречены наблюдать за потоком людских потребностей и желаний. Я думала о теле Ричарда, покрытом простыней, лице Сандры, разбрызганном по стене, и Трентоне, стоящем под веревкой в подвале. Я думала о телах, которые привозили из похоронного бюро рядом с церковью Иоанна Богослова, когда я была ребенком. И я помню запах дыма и человеческой кожи. И всему этому не было конца.
– Ты потеряла всех своих друзей, – продолжала я, – почти потеряла дом. А тот мужчина… Мартин? Если бы ты не умерла тогда…
– Я сказала, хватит!
Я почувствовала, как во мне закипает гнев, как он вспыхнул как спичка. «Сей приимет благословение от Господа, и милостыню от Бога, Спаса своего…»
Трентон закричал. И все погрузилось во тьму.
Кэролайн услышала звон разбитого стекла и чей-то короткий вскрик, едва она вошла в дом. Звук прорезался через звукопоглощающую стену в ее голове – так эта жуткая тетка назвала эффект, который алкоголь оказывал на мозг Кэролайн. Она была тогда на принудительном лечении в реабилитационном центре после того, как немного зацепила проезжающий мимо автомобиль по дороге домой. Никто не пострадал, но та женщина с ребенком в машине начала истерить и вызвала полицию.
Тетка из реабилитационного центра сказала, что Кэролайн должно быть стыдно. Но в таком состоянии ей было хорошо: мозг казался ей защищенным и укутанным теплым пледом.
Но теперь сквозь спасительный барьер прорвался звук, и движения и голоса стали резкими и болезненными.
– Трентон, – произнесла она, в панике повернувшись к Минне, – это был Трентон!
Кэролайн как слепая побрела по коридору, она даже не понимала, откуда шел звук.
– Трентон! Где ты? Что с тобой?
– Все нормально! – Его голос был слабым и приглушенным. Это всегда раздражало ее в этом доме – тут были такие толстые стены, что они поглощали половину звуков и шагов.
– Где ты?! – закричала Кэролайн. Она еще не совладала с паникой. Ее как будто кто-то сильно ударил в грудную клетку и перенес в ту ужасную ночь, когда Трентон попал в аварию. Два долгих часа езды через темноту, больница и та ужасная женщина, что не давала ей пройти в операционную, и долгие-долгие часы ожидания без капли спиртного.
– Он в подвале, мама, прекрати верещать. – Минна открыла дверь в подвал ногой, как будто та вела в общественный туалет и ручка была вся в микробах. Эми тут же ринулась туда, но Минна крепко схватила ее за руку.
– Что я тебе говорила, Эми? – строго сказала она. – Тебе туда нельзя! Ты пойдешь в подвал только с мамой, ясно?
Эми захныкала.
Кэролайн протиснулась мимо них и начала спускаться по узкой лестнице – для этого ей пришлось встать боком. Голова раскалывалась. «Что ты делаешь?» – спросила она себя, осторожно ступая по старым ступеням. Каждый шаг отдавался болью в разных местах – в лодыжке, в колене, в бедре. Врач сказал, что ей нужно сбросить лишний вес. И пить меньше. Она кивнула и сказала: «Да, непременно», как она говорила Ричарду много раз, когда не собиралась его слушать.
Если бы у этого врача был такой же муж, как у нее, и такие же дети – он бы тоже много пил.
– Все нормально, – повторил Трентон. Он стоял среди сваленных в кучу старых вещей. Вид у него был явно виноватый. – Я просто прибирался.
Врет, конечно. Трентон не помог им ни разу за эти три дня, которые они пробыли в Коралл-Ривер. Кэролайн предполагала, что он смотрит порнографию. Наверное, нашел коллекцию своего отца.
Спустя несколько месяцев после рождения Трентона Кэролайн спустилась в подвал, чтобы найти старую коляску Минны, и наткнулась в одном из сундуков на стопку журналов откровенного содержания и шляпу, которую она подарила Ричарду во время их медового месяца. Она несколько часов просидела на полу, перелистывая страницы журналов – она была в шоке, как будто парализованная ударом тока.
– Что это был за шум? – спросила Кэролайн. – Ты что-то разбил?
– Я ничего не делал! Просто лампочка… взорвалась.
– Проводка в доме всегда была некудышная, – сказала Минна.
Кэролайн обернулась и увидела, что дочь тоже спускается по лестнице. Эми пыталась выбежать вперед, но Минна виляла из стороны в сторону, как хоккейный вратарь, не давая ей этого сделать.
Конечно, Минна на стороне Трентона. Всем понятно, что он начал рыскать по местам, где его не должно быть, только потому, что теперь он – законный владелец дома. Кэролайн почувствовала гнев, который стер подчистую весь страх за сына.
Этот дом был вечной причиной их ссор с Ричардом. Она не хотела переезжать из их дома с аккуратной лужайкой, который находился в солнечной Калифорнии в отличном тихом районе совсем недалеко от моря. Ей очень нравилось помещение охраны, где вежливые молодые мексиканцы сверяли имена со списком при каждом въезде на территорию района. И всякий раз, возвращаясь домой, она чувствовала себя приглашенной на закрытое модное мероприятие, где вход был только по спискам.
А потом Ричард решил, что хочет вернуться в Нью-Йорк, поближе к тем местам, где он вырос, и приволок ее в другой конец страны, в этот ужасный, темный, пыльный дом, кишащий мышами и термитами. С отоплением тут были сильные перебои, протечки были нередки, а также была масса проблем с водопроводом и канализацией.
Она объявила войну. Сначала Ричарду: Кэролайн отказывалась спать с ним почти два месяца, но потом поняла, что эта тактика его только веселит – он явно получал то, что хочет, другим способом. Тогда она объявила войну этому дому. Она переклеила обои по своему вкусу, сделала перестановку и заменила часть мебели, поставила лампы везде, где это было возможно. Раньше она ничем подобным не занималась – в Калифорнии были садовники и декораторы, которые говорили, какого цвета подушки лучше положить на диван. А Кэролайн оставалось только соглашаться с ними или нет. Но в новом доме она вошла во вкус, у нее стало получаться.