Прибыв на место во главе двух с половиной тысяч солдат, мятежный поэт объявил Фиуме вольным городом, а себя – военным диктатором. Диктатура у него тоже была поэтическая. Она предусматривала закреплённую в конституции свободу мысли, совести, высказывания, вероисповедания и сексуальной ориентации, полное равноправие полов, право на личную неприкосновенность и судебную защиту, не говоря уж о праве избирать и быть избранным. Разрешалось даже ходить голым и употреблять наркотики.

Итальянское правительство, не желавшее лишний раз ссориться с сербо-хорватами и всем остальным миром, столь прогрессивные диктаторские замашки не одобрило и попыталось выковырнуть Д’Аннунцио из Фиуме силой. Получилось плохо. Посланные на усмирение мятежа войска массово переходили на сторону поэта.

Начались переговоры. Д’Аннунцио требовал незамедлительного присоединения Фиуме к Италии, против чего последняя не возражала, но с оговоркой, что не сейчас, а когда-нибудь потом. Жителей города такое развитие событий тоже в принципе устраивало. Им главное было не оказаться вдруг хорватами. Фиумечане вынесли вопрос на общегородской референдум и постановили в Италию не спешить. Д’Аннунцио это не понравилось, итоги референдума он не признал, зато первым в мире признал образование новорождённой РСФСР. Советское правительство во главе с Лениным не осталось в долгу и единственным в мире признало независимую республику Фиуме. Вдохновившись этой внезапной поддержкой, Д’Аннунцио решил, что раз Италия аннексировать Фиуме не хочет, придётся Фиуме аннексировать Италию. И начал готовиться к вторжению.

– Вот ведь незадача: диктатор-то наш и взаправду диктатором оказался, – жаловались друг другу горожане.

Итальянским военным идея воевать с Италией тоже пришлась как-то не по душе. А тут ещё Рим и Белград подписали договор о том, что обе стороны согласны Фиуме оставить в покое и не оккупировать. Что устраивало почти всех, даже Муссолини. Д’Аннунцио оказался палкой в колесе истории. А потому в декабре 1920 года итальянские правительственные войска провели успешную операцию по удалению поэта из Фиуме и отправили его на почётную пенсию, сочинять мемуары.

Четыре года спустя жители вольного города Фиуме обнаружили, что их опять идут завоёвывать. Капитал, помещённый Муссолини в чернорубашечников, принёс ему дивиденды в виде должности премьер-министра Италии. Ошибок Д’Аннунцио Муссолини повторять не стал: диктатура его была вовсе не поэтической, а вполне нормальной, фашистской. Контролируемые Италией районы Далмации, ещё не успевшие толком оправиться от насильственной австрийской славянизации, подверглись насильственной италянизации. С переписыванием фамилий в паспортах, переименованием населённых пунктов, закрытием хорватских и словенских школ и прочими нерадостными для славян радостями. Это вполне предсказуемо привело к возникновению теперь уже славянского ирредентизма и появлению первых очагов вооружённой национально-освободительной борьбы. Фашисты сочли это подтверждением своей изначальной гипотезы – нельзя, мол, этим славянам доверять – и усилили репрессии.

Тем временем Королевство сербов, хорватов и словенцев, дабы неотражённым в названии боснийцам, черногорцам и македонцам было не так обидно, переименовалось в Югославию. Помогло это не сильно. Все, кто не сербы, были недовольны явной сербской гегемонией в общем государстве. Великие же державы сознательно играли на внутриюгославских национальных противоречиях, стремясь обрести контроль над стратегически важным регионом в преддверии возможной следующей войны. К 1939 году, когда Вторая мировая война всё же разразилась, белградское правительство так и не смогло определиться, к какому же из противоборствующих блоков примкнуть. Но Гитлер им казался симпатичнее. Или же с ним просто страшнее было ссориться.

Пока югославы раздумывали, Муссолини вторгся в Грецию. Закончилось это так же, как и большинство его военных авантюр: плохо. Теперь Гитлеру нужно было думать, как спасать незадачливо союзника – а заодно и репутацию стран Оси – от греческого вторжения в Италию. Проблема была в том, что между немецкими войсками и Грецией располагалась Югославия.

– Так, мне вас завоёвывать некогда, у меня план «Барбаросса» на носу, – сказал Гитлер врио югославского короля князю Павлу. – Предлагаю следующее: вы вступаете в наше буржуинство, а я вам за это греческий порт Салоники подарю.

Павел помялся для приличия, но Гитлеру перечить не решился. Это, однако, крайне не понравилось большей части сербов. Они постановили, что в условиях военного времени семнадцатилетний король Пётр Второй, регентом при котором князь состоял, может считаться совершеннолетним, и произвели королевскую рокировку путём государственного переворота.

Гитлер счёл дальнейшие переговоры бесперспективными и приказал своим танковым корпусам ехать в Грецию без задержек и напрямик. Те ослушаться не посмели и через неделю прибыли в пункт назначения, практически не обратив внимания на всякие мелочи, типа пытавшейся их остановить югославской армии. Точнее, сербской половины армии. Хорватская её часть встретила немцев как освободителей от сербского ига. Воспользовавшись оказией и под формальным предлогом «по просьбам трудящихся», Гитлер Югославию распилил на куски.

В Хорватии к власти пришло пронемецкое националистическое движение усташей. Были они людьми настолько неприятными, что итальянский принц Аймоне, которого Гитлер с Муссолини утвердили на должность короля нового хорватского государства, вцепился в дверной косяк и заявил, что ноги его среди этих страшных усташей не будет. Так всю дорогу и процарствовал, не выезжая из Турина. Усташи же меж тем приступили к своему излюбленному занятию: начали убивать сербов.

Хорват по имени Иосип Броз Тито этого не одобрил. Был он убеждённым коммунистом, а потому – интернационалистом. Объединённые сербско-хорватские красные партизанские отряды под его руководством начали убивать усташей, немцев и итальянцев.

Территорию Сербии же отдали под управление немецкой оккупационной администрации. Юный король Пётр Второй бежал в Палестину. Сербские монархисты, называвшиеся четниками, начали убивать всех, кто мешал возвращению палестинского беженца на трон. А именно: немцев, усташей и партизан-коммунистов Тито. Те в долгу не остались и начали убивать четников.

Далмацию в очередной раз поделили между Италией и Хорватией. Поделили, как и всегда, плохо. Поэтому усташи и итальянцы периодически порывались меж собой подраться. Последние временами даже вступали с четниками во временные противоусташеские – и противопартизанские – союзы. Когда же подходящих для убийства партизан в округе не оказывалось, – союзы разрывали и начинали убивать друг друга.

И все воюющие стороны – не исключая, разумеется, и немцев – при первой же возможности приступали к убийствам подвернувшегося под руку мирного населения, дабы отбить у него желание поддерживать кого-либо из противников.

Черногории повезло чуть больше. Хотя и там шла партизанская война, но король Италии Витторио Эмануэле Третий под влиянием супруги, бывшей черногорской принцессы, упросил Муссолини выделить черногорцев в особое полунезависимое королевство. Вот только правителя для него найти никак не удавалось. Все подходящие безработные представители монарших домов Европы от места отказались в знак солидарности с изгнанным Петром Вторым.