– Ренато, ты ли это?!.. Твой кофе – лучший, что я пил в жизни!

Супротив рекомендации Онассиса мир устоять был не в силах. «Мока» разошлась тиражом в сто миллионов экземпляров. Третий ключевой элемент всепобеждающего учения был найден. Сдержать стремительное распространение его в умах и сердцах стало уже невозможно.

И с Апеннинского полуострова вылетели атакующим клином неисчислимые итальянские рестораны. С оглушительным успехом вонзились в боевые порядки иностранных заведений общественного питания. Ибо правда на их стороне. Никто и ничто не смеет покушаться на безраздельное господство итальянской кухни. Недорого заплатят посетители за желание отведать пасты, разделить с друзьями пиццу и насладиться чашечкой эспрессо. Не бывать им голодными. Вперёд, накрывай!.. Корми их, корми!..

Вот потому и случилось так, что уже нынешнее поколение людей планеты Земля живёт в эпоху развитого пищевого итальянизма.

Il boungiorno si vede dal mattino – «Хороший день с утра виден». Если эта поговорка верна, то день мне предстоит так себе. Остаток текущего этапа какой-то уж совсем унылый и неинтересный. Вдобавок где-то рядом проходит напряжённая автострада, грохот которой заглушает все звуки и действует на нервы. В начале этапа нового, вопреки надеждам, – никаких следов жилья или присутствия людей.

Сижу, раздражённо размышляю о том, что сейчас опять надо переться куда-то вниз, искать воду и еду. Перспектива эта мне ну вот совсем не нравится. Слышу шум приближающейся машины. Вспоминаю опыт первых дней пути, прыгаю под колёса… И в этот момент поговорка начинает стремительно опровергаться.

Франко – так зовут водителя – лет пятьдесят-шестьдесят. Он выясняет кто я, что тут делаю и в чём нуждаюсь. После чего берёт инициативу в свои руки и действует с решительностью, точностью и непреклонностью хорошего боевого офицера.

Для начала он усаживает меня в машину. Вяло сопротивляюсь. Едем к источнику воды. Судя по всему, сюда он ещё до встречи со мной и направлялся, поскольку извлекает из багажника целую батарею пластиковых бутылок и наполняет их из родника. Затем везёт меня в близлежащий городок. Сопротивляюсь значительно активнее. В городок ему самому уже явно не надо. Идём в бар. На всякий случай требуется пояснить, что их «бар», в нашем понимании, – лишь обычное кафе, и во фразе «сводить ребёнка в бар» итальянцы не увидят ничего предосудительного. Там я завтракаю, а Франко пьёт кофе. Коварно улучив момент, когда я отвлекаюсь на поедание круассана, он успевает за мой завтрак заплатить. Взвиваюсь на дыбы, но натыкаюсь на столь вежливо-недоуменный и исполненный решимости до конца отстаивать свою позицию взгляд, что теряю всяческую волю к сопротивлению.

Далее он конвоирует меня в продуктовую лавку, где громко объявляет о причинах и цели нашего визита, после чего вступает с женщиной за прилавком в оживлённую дискуссию, посвящённую вопросам количества и качества продуктов, необходимых и достаточных для поддержания мной здоровой и сбалансированной диеты. Мало-помалу к прениям подключаются все присутствующие в лавке покупатели. Наконец они приходят к консенсусу и торжественно вручают мне сформированный совместными усилиями продуктовый набор. Слава богу, по крайней мере, позволяют за него заплатить.

Вспоминаю, что мне нужны сигареты, но признаваться в этом Франко уже совсем неудобно. Однако он сам догадывается, что меня что-то беспокоит, и после короткого интенсивного допроса мы отправляемся искать табакерию. Франко не курит, поэтому процесс поиска занимает довольно продолжительное время. Мне неудобно перед ним уже с какой-то нечеловеческой силой.

Убедившись в завершённости моей экипировки, он объявляет, что собирается доставить меня на то же место, где нашёл. Пока едем, судорожно пытаюсь отыскать подобающие слова благодарности. Слова упорно не желают находиться ни на одном из известных мне языков. О чём ему честно и сообщаю. Смотрит с удивлением: за что, дескать, я вознамерился его благодарить? То, что он делает, – он делает не в качестве одолжения, а исключительно потому, что сам, по собственной инициативе, делать это полагает нужным и правильным.

Вновь оказываюсь на исходной точке. Здесь успела объявиться пара ребят с кинокамерой. Нет, они не туристы, хотя Роберто – серьёзный спортсмен, популяризатор беговых дисциплин и даже летал в Санкт-Петербург с единственной целью пробежать марафон. Они снимают про Альта Вию документальный фильм. В котором я сразу же получаю роль.

Роль такая: Роберто изображает, что идёт по Альта Вие, а я изображаю, что иду по ней в противоположную сторону. Сойдясь центра кадра, мы изображаем радость внезапной встречи, и он берёт у меня интервью, в котором я жалуюсь на отдельные недостатки маршрутной разметки и выражаю восхищение Италией и итальянцами. Сейчас мне поверил бы сам Станиславский. И не потому, что я такой уж хороший актёр.

Прощаясь, спрашиваю у Роберто: зачем, собственно, они это снимают? Отвечает, что собираются продать фильм на телевидение. Выходит, я теперь без пяти минут итальянская телезвезда.

В несколько ошалевшем от столь бурного утра состоянии преодолеваю пару километров. Как вдруг на маленьком придорожном указателе краем глаза выцепляю слово russo – «русский».

Посреди скрытой деревьями и кустами полянки покоится большой валун. Ровная и плоская вертикальная поверхность его испещрена выбоинами. Надпись на позеленевшей от времени табличке гласит:

«На этом месте в апреле 1945 года немецкими военными был расстрелян русский солдат, их пленник. Имя его осталось неизвестным».

Долго стою перед памятником. Смотрю, курю, думаю.

Кладу к подножию ломоть хлеба и сигарету, наливаю воды. Всегда крайне скептически относился к подобным ритуалам. Но сейчас это вдруг кажется… уместным и нужным, что ли… Не знаю, правильно ли сделал. Ну да ладно.

И ухожу. А он остаётся. Такие дела.

И снова вокруг безлюдье, горы, полоса моря на горизонте, сосновые перелески, холмы, камни и посёлки в долинах. Обнаруживаю неприятное: начинают опухать лодыжки и ступни. Нет, не болят – во всяком случае не более того, как и должны, с учётом проделанного пути и многочисленных ударов о камни, – а просто увеличиваются в размерах.

Маленькая придорожная парковка. Сегодня выходной день, из подъезжающих автомобилей выбираются нарядно одетые семьи и ведут выгуливать собачек и престарелых родителей вокруг каких-то живописных озёр. Об их живописности, во всяком случае, сообщает информационный стенд.

Лежу на скамейке, сняв обувь и вытянув ноги. Итальянцы косятся на меня не то чтобы неодобрительно, но с подозрением. Видать, им не очень уютно оставлять машины под присмотром босого, оборванного и небритого типа. Из вредности улыбаюсь и машу ручкой всем проходящим мимо. Не, ну а чего они?.. Бомж – тоже человек, тоже звучит гордо!

Мне с ними не по пути. Альта Виа опять уводит в гору. Ногам становится хуже, идти тяжело. С грустью понимаю, что этот этап, скорее всего, окажется последним. Хотя до обратного самолёта у меня ещё как минимум два полных дня, придётся с маршрута сходить.