Регина никому, кроме Итало, не рассказала о послании воскресшей. Когда он вернулся с работы позже в тот же день, она отправила детей играть – правда, наказав им на всякий случай не уходить далеко, – и тихо заговорила с ним. Ее сын, Джованни, остался у дома, желая подслушать разговор. Его интерес был вполне объясним, ведь тогда, в доме, мать ничего ему не объяснила, просто обняла их всех – и своих кровных, и детей Хелен – и велела дружно молиться. На следующий день Джованни рассказал Кристине, младшей из дочек Шмидта, о том, что он подслушал. Сначала, по его словам, отец был в ярости, готов был штурмовать дом мертвой женщины и своими руками уложить ее обратно в землю. Но его пыл поугас, когда мать сказала ему, что Хелен кое-что прошептала напоследок. Ее голос в тот момент упал, и Джованни так и не смог ничего услышать.

– Что? – переспросил тогда Итало.

– Ты все слышал, – ответила Регина.

– Но это же невозможно.

– Возможно, как видишь.

По словам Джованни, Итало все спрашивал Регину, уверена ли она в услышанном, откуда Хелен такое известно? С каждым повтором его голос все больше терял уверенность и все сильнее подрагивал. В ответ голос Регины набирал силу, когда она раз за разом твердила, что ни сном ни духом о том, откуда Хелен о таком узнала, хотя прислуге дьявола, надо полагать, ведомы все секреты смертных. В любом случае, насколько она могла судить там и тогда, в чрезвычайно напряженной обстановке, Хелен сказала правду – в самом деле ее слова даже объясняли ряд определенных вещей. К концу их разговора Итало ударился в слезы.

– Что же нам теперь делать? – причитал он снова и снова.

– Не знаю, – ответила Регина, – но у нас еще есть время.

Понятное дело, юный Джованни расстроился, подслушав все это, он совсем не ожидал услышать плач отца. Поняв, что с него достаточно, он вбежал в дом и стал рыдать в три ручья вместе с родителями (предварительно удостоившись подзатыльника от Регины за шпионаж и слезливых объятий от Итало).

– Ты должен испросить совета у своего друга-немца, – сказала Регина, когда слезы семьи утихли. – У немцев все эти дьявольские штучки в крови. Он-то должен знать, как уложить эту мертвячку обратно в гроб. – Что и говорить, образованность Райнера взаправду поражала Регину, женщину далеко не глупую. Ум необычайно ценился в те времена, как и умение решать проблемы, а проблема с Хелен была очевидной.

Утерев слезы, Итало согласился – поговорить с Райнером нужно было прежде всего.

Таким образом, позже, ночью того же самого первого дня, Итало появился у двери Шмидтов. Когда Райнер поприветствовал его и пригласил внутрь, каменщик сразу перешел к делу, не теряя времени:

– Эта женщина, твоя ожившая соседка… что-то нужно сделать с ней.

– Что ты имеешь в виду? – уточнил Райнер.

– Мы должны убить ее, – сказал Итало. – Вернуть туда, где ей следует быть.

Пока Райнер пытался выяснить, что же такое случилось, Клара отправила Лотти в постель. Та еще читала книгу и попробовала робко выразить недовольство, но взгляд матери ясно указал ей: делать этого не стоит. Как только дверь в ее комнату закрылась, Райнер повторил свой вопрос. Итало кратко пересказал послеобеденные события, умолчав лишь о том, что Хелен нашептала Регине, сославшись на то, что «такого вслух лучше не говорить».

– Однако же это правда, – поклялся он. – Она никак не могла об этом знать, но откуда-то знает. Она больше не человек, Райнер, – ты видел ее глаза? То, что произошло сегодня, лично у меня не оставляет сомнений.

– Ну и кто же она в таком случае теперь? – спросила Клара.

– Я не знаю, – ответил Итало. – Я всего лишь каменщик, не ученый по темным силам. Не моя это полянка. Я точно знаю одно – эта женщина больше не человек.

Он был взволнован. Несмотря на стакан чая со льдом, врученный ему Кларой, он застыл на самом краешке стула, будто готовясь в любой момент подскочить и стрелой метнуться из дома, взывая к помощи соседей. Волосы он то и дело зачесывал пятерней назад, а когда не зачесывал – потирал ладони одна о другую. Лотти подглядывала за ним через незаметную щель в двери и думала, что он похож на человека, снедаемого изнутри некой острозубой тайной, что прогрызает себе дорогу наружу оттуда, куда он тщетно пытался ее запрятать. К удивлению Лотти ее отец, похоже, согласился с Итало. Хоть любимой его цитатой и была та шекспировская, насчет того, что есть много такого в мире, что и не снилось нашим мудрецам, в семье Райнер считался главным скептиком, строгим блюстителем «ясности ума», как он это называл. Но самые безрассудные предположения Итало не смущали его в тот момент – он согласно кивал в ответ на слова о том, что нужно разделаться с женщиной, переставшей вдруг быть человеческим существом, и даже не пытался спорить, во что Лотти было крайне трудно поверить – сама-то она считала, что какой бы страшной Хелен не стала после дивного воскрешения, убивать ее все-таки не стоило, да и вдруг Итало ошибается или попросту врет?

Так или иначе, просидели они до полуночи. Клара, не выдержав, отправилась спать. Вскоре стал качаться из стороны в сторону и сам Итало, а Райнер, сложив руки на коленях, стал разглядывать что-то на полу. Пообещав, что придумает что-нибудь, он проводил друга до двери и застыл в проходе, глядя, как тот уходит прочь по улице. Лотти, тихонько открыв дверь, вышла на кухню.

– Ты ведь все слышала? – спросил ее отец, не оборачиваясь.

– Я просто хочу стакан воды, – попыталась оправдаться она.

– Будет тебе, ты просто захотела узнать, как много правды в его словах, – сказал он, и это почти соответствует истинному положению дел.

– Ты веришь ему, пап?

Райнер обернулся к ней, и Лотти обомлела: на его лице был написан сильный страх – такой, какого за ним ни разу не водилось. Уголки его губ мелко подрагивали.

– Что такое, пап? Что случилось?

Но Райнер лишь покачал головой в ответ и произнес:

– Уже поздно, пойдем-ка спать.

Лотти так огорошил его вид, что она даже не стала повторять свой вопрос насчет правды в словах Итало. Молча она ушла и легла в постель, к своим давно спящим сестрам.

IX

Как уже упоминалось, лишь следующим вечером Клара раскрыла личность «мужчины из большого дома» Райнеру – приведя тем самым в действие последнее звено в цепной реакции этой драмы. Ситуация в доме по соседству ухудшалась. Георг почти не давал о себе знать весь первый день – время от времени до чьих-нибудь ушей доносился его стон, но этим все дело и ограничивалось. На рассвете, в утро после визита Итало, крики Георга заставляют ходить ходуном стены. Когда Райнер прибежал, чтобы посмотреть, в чем дело, входная дверь в дом соседа была распахнута настежь. Георг бился в конвульсиях на полу, будто сраженный эпилептическим припадком, Хелен нигде не было видно. Райнер бросился к соседу, но тот оттолкнул его от себя с неожиданной силой – у главы семейства Шмидт даже перехватило дыхание. Пока он сидел, потирая приложенный о стену затылок, подоспело еще несколько соседей. Ни у кого из них не хватило удали сдержать Георга – сил у того стало будто за пятерых. В него словно молния ударила, сказал Райнер позже Кларе.