– Извини, – сказал он. – Просто я отвык от продолжительных отношений, поэтому разучился ухаживать. Ты, возможно, не поверишь, но, когда я учился в колледже, мне обычно было очень легко разговаривать с женщинами. Как всегда говорил мой отец, будь откровенен, но…

Сэм посмотрел на меня так, словно раскрывал страшную тайну. Поднеся ладонь к лицу, он ущипнул себя за переносицу.

– Неужели я признался, что спрашиваю совета у отца? – сказал он, не меняя выражения лица.

Я засмеялась. Тихо засмеялась. Словно говоря этим смехом: «Да, ты спрашиваешь совета у отца, но это так прекрасно».

Он нравился мне.

Сэм был привлекательным. И милым. И он думал, что я смешная.

– Отлично, – сказала я. – Послушай. Я приняла тебя за продавца. Ты спрашиваешь у папы, как соблазнить женщину. В плане социального взаимодействия нас мало, что отличает.

Он засмеялся. Казалось, у него гора упала с плеч.

Мне хотелось встретиться с ним снова. Это было правдой. Мне хотелось провести с Сэмом больше времени. Мне хотелось быть рядом с ним.

– Ну а если так? – сказала я. – Ты можешь научить меня играть «Собачий вальс», а я угощу тебя пивом.

– Ладно, если ты хочешь выучить только «Собачий вальс», тогда у меня отличная идея.

Я посмотрела на него, ожидая продолжения.

Он взял мой синтезатор, и я пошла за ним следом, пока он поднимался по ступеням впереди меня. Узкая, шаткая лестница привела нас в комнату, заполненную громоздкими инструментами. Несколько пианино, арфа, виолончель. Сэм подвел меня к черному и блестящему кабинетному роялю. Положив синтезатор на пол, он сел за пианино, хлопнув ладонью по месту рядом с собой на табурете. Я уселась рядом с ним.

Посмотрев на меня сверху вниз, он мягко положил руки на клавиши. Потом наклонился и начал играть «Собачий вальс».

Я наблюдала, как его руки порхают по клавишам, словно они инстинктивно знали, что делать. У него были красивые руки, сильные, но изящные. С коротко подстриженными, но аккуратными ногтями, с длинными тонкими пальцами. Я знаю, что женщины порой говорят, что им нравятся мужчины с ободранными и шишковатыми суставами пальцев, что им нравятся мужчины, крутизна которых угадывается по их ладоням. Но, глядя на руки Сэма, я решила, что они не правы. Мне нравилось, какими проворными и почти утонченными были его руки. Я поймала себя на том, что перевожу взгляд с его запястий на предплечья и плечи.

Глядя, как Сэм играет на пианино, вспоминая о том, каким он был умелым, каким талантливым, каким проворным, мне в голову пришла мысль, что еще он мог бы сделать своими руками.

Ты думаешь, что знаешь себя, ты считаешь себя цельной личностью, наглухо запечатанной в ящичек, который ты называешь собственным «я», а потом понимаешь, что тебя тянет к музыкантам – «проворность» кажется тебе сексуальной, – и ты переосмысливаешь все, что тебе известно о себе.

Он перестал играть.

– Ладно, теперь ты.

– Я? – сказала я. – Что я должна делать? Я даже не знаю, с чего начать.

Он нажал белую клавишу прямо передо мной. Я послушно положила на нее палец.

– Попробуй вот этим пальцем, – сказал он, подтягивая к клавише мой средний палец.

Я кивнула.

– Теперь вот так ударь по клавише.

Он ритмично шесть раз ударил по другой клавише.

Тогда я так же ударила по своей.

– А теперь ударь вот по этой, – сказал он, указывая на другую клавишу.

Я в точности следовала всем его указаниям. Полагаю, я должна была смотреть на клавиши, но я постоянно поглядывала на него. Один или два раза он застал меня врасплох, и я отвернулась, опустив взгляд на свои пальцы и клавиши под ними.

Играла я медленно и немелодично. Пальцы у меня дрожали и бегали слишком быстро, как будто в панике, они сновали из стороны в сторону. Но я отдавала себе отчет, что мои движения становятся чуть более упорядоченными.

Наши тела соприкасались, когда мы сидели на табурете. Он все время прикасался ладонью к моим рукам.

– Хорошо, – сказал он. – Как ты думаешь, ты сможешь теперь сыграть? А я тем временем сыграю вторую партию.

– Конечно, – сказала я. – Да, я запомнила.

Я опустила палец на первую клавишу. Он осторожно положил свою руку на клавишу прямо под ней. – На раз-два-три, – сказал он. – Раз… два… три.

Я ударила по своей.

Он ударил по своей.

А потом началось.

Па-пам пам пам, па-пам пам пам, па-пам пам пам пам пам пам пам…

«Собачий вальс».

Мы играли всего несколько секунд, а я уже перебрала все ноты, какие знала. Устыдившись, я положила руки на колени. Где-то в душе я надеялась, что он продолжит играть. Но Сэм не сделал этого. Его рука замерла и мягко легла на клавиши. Он посмотрел на меня.

– Итак, теперь ты знаешь «Собачий вальс», – сказал он, – пойдем, выпьем пива.

Я засмеялась.

– Ты хитрее, чем кажешься, – сказала я.

– Отец говорит, что лучше всего быть настойчивым, – шутя, сказал Сэм. Он выглядел уверенным в себе. Полным надежд.

Я на минуту задумалась.

Я думала о том, как приятно было бы заказать «буравчик»[8], сесть и поболтать с человеком, который не только красив, но еще и приходится тебе старым другом.

Но, когда Сэм заглянул мне в лицо, ожидая ответа, мною внезапно овладело очень острое ощущение страха. Настоящего страха.

Это был бы ужин со старым другом.

Это было бы свидание.

Я не могла броситься очертя голову во что-то подобное.

Я с улыбкой посмотрела на Сэма. Он замер, ожидая моего ответа.

– В другой раз, – сказала я. – Хорошо?

– Да, – сказал он, покачивая головой. – Безу-словно. Конечно.

– Я правда не против, – успокаивая его, сказала я.

– Да, я понял.

– Просто у меня дела.

– Не беспокойся.

– Я дам тебе свой номер телефона, – сказала я, желая заверить его, что хочу снова увидеться с ним, что я заинтересована в этом. – И, может быть, мы сможем сходить куда-нибудь на следующей неделе.

Сэм улыбнулся и протянул мне свой телефон.

Я набрала свой номер, и его номер тоже высветился на моем телефоне. Я вернула ему телефон.

– Мне нужно идти, – сказала я. – Но скоро созвонимся?

– Да, – ответил он. – Звучит обнадеживающе.

– Было правда приятно повидаться с тобой, – сказала я.