Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Генерал мелькнул в прицеле… видно было не очень хорошо. Но я стабилизировал оружие, прицелился и нажал на спуск…
* * *
Оружие я оставил на крыше. Пистолета хватит.
Спустился вниз, отбросил лестницу, пересёк дворик, выглянул – и сердце пропустило очередной удар. Совсем рядом стоял зелёный пикап полиции с пулемётом, несколько афганцев с оружием смотрели на меня. Один закричал.
Дураков нет…
Я закрыл дверь до того, как пулемётная очередь ударила по ней. Вляпался!
Надо на крышу… оттуда спрыгнуть…. Но куда?
– Пригда! Пригда![25]
Пацан с канистрой – махал мне из дома.
Делать мне было нечего – я побежал за пацаном.
Дверь выломали, когда я нырнул в дом.
Афганские дома строят с центральным коридором, с одной стороны женская половина, с другой – мужская. Пацан заскочил на мужскую, я последовал за ним.
Куда?
Пацан явно знал дом – он откинул лежащие у стены одеяла, там был люк в половину человеческого роста.
Сюда!
Я пролез через люк вслед за пацаном – и мы оказались на другой улице, тихой.
Бежать…
Пацан побежал по улице – и я рванул следом, не думая куда ведёт эта дорога.
Пацан явно был местный – он уверенно бежал в лабиринте, уводя меня от базара и от смерти. Стреляли уже не так близко.
Дома внезапно кончились – и мы с разбега вломились в старый, высохший камыш, который тем не менее давал укрытие.
– Пригда!
– На, на…
Я показал, что дальше не пойду.
Сердце колотилось в глотке
Раздался знакомый треск, я поднял оружие – но это был тот самый сержант. Он же проехал мимо меня на улице. Он был в местной одежде и на мотоцикле; увидев пацана, он выхватил пистолет.
– Нет!
Я достал из кармана деньги, какие были – они были в скатке, мятые и бросил пацану.
– Рахмат, броу.
Забрался на мотоцикл – и сержант рванул с места.
* * *
Командующего 204-й дивизией АНА похоронили, как и подобает хоронить мусульманина – ещё до заката солнца. Потом его наградили высшей военной наградой Афганистана – за личное мужество.
Вашингтон, округ Колумбия
«Гувер-билдинг», главное здание ФБР.
– В Париже вы были по делам?
– Нет. По отдыху. По делам в Париж летают сейчас. После того, как он стал филиалом Каира, Пешавара и Мумбаи одновременно.
– Кстати про Каир. Ваше пребывание в Каире совпадает с произошедшим там военным переворотом. Это случайность?
– Отнюдь. Это то немногое, что мне удалось сделать в жизни. Что у меня получилось.
– Что именно?
– Предотвратить гражданскую войну. И поверьте, что бы ни было потом – девяносто миллионов людей, спасённых от участи сирийцев – по-моему, достаточно для того, чтобы на смертном одре ни о чем не сожалеть.
Гражданского билета в Каир достать так и не удалось – с этим были проблемы. По договорённости с военными я долетел рейсом до Рима, там – поездом до военной базы, а с неё меня отправили военным спецрейсом за счёт дяди Сэма. Времена были совсем невесёлые, С130 садились и тут же взлетали – шла частичная эвакуация американских военных советников и дипломатического персонала. Ситуация в Египте быстро приближалась к критической, на дебрифинге в Лэнгли, который проводили вернувшиеся из Каира сотрудники станции (а вернулись они после того как американское посольство только чудом устояло во время атаки 11 сентября 2012 года, «дня гнева») говорили о вероятности гражданской войны в стране следующим летом. Следующим – то есть этим…
Ситуация в Египте на мой взгляд, была тяжёлой, но не безнадёжной: в отличие от Ливии и Сирии тут были зачатки хоть какой-то демократии и в отличие от Ливии и Йемена – оружие не пошло по рукам. В Египте вообще оборот оружия жёстко ограничен, и хотя на границе, а если знать где, то и в городе можно купить пистолет – такого как в Ливии, когда племена и при Каддафи были вооружены чуть ли не ракетными установками – не было. Оружие оставалось в руках армии – и это внушало определённую надежду.
Проблема была в исламе. Самая сильная партия Египта – Братья-мусульмане. Мусульманская идентичность очень важна для египтян, особенно для бедняков и выходцев из сельской местности – а таких большинство. Все, кроме тех, у кого на глазах были розовые очки, понимали, что если после отставки Мубарака объявить и провести действительно честные выборы – на них победят исламисты. В Пентагоне, в Госдепе, в ЦРУ – шла настоящая война вокруг вопроса – если на выборах в любой восточной стране побеждают исламисты, должны ли США их признать и сотрудничать с ними? Что для нас важнее – принципы или реальность?
Исламисты одержали сокрушительную победу на выборах, взяв более 2/3 мест в парламенте, президентский пост занял их кандидат, Мухаммед Мурси. Он формально вышел из своей партии – но из религии нельзя просто взять и выйти. Аллах – это не партия. Как сказал один шейх – Аллаха не выбирают, Аллаху подчиняются.
Мурси не был радикалом, он всё-таки учился в США, был университетским профессором. Проблема была в том, что он не мог с радикалами порвать, потому что это означало бы раскол Братьев– мусульман. Когда речь идёт о религии, трудно достичь компромисса, потому что не бывает веры на 50 или 70 процентов. Ты или веришь или нет.
С другой стороны была армия, которой мы помогали 30 лет – оплот вестернизации в мусульманской стране. Её начальник, председатель Высшего военного совета, фельдмаршал Танави – когда Мубарак позвонил ему и попросил помощи, сказал, что он служит народу Египта, а не Мубараку лично. Но когда прошли выборы – первым своим указом Мурси уволил Танави, затем потребовал себе чрезвычайных полномочий для управления в обход Конституции и парламента. С демократией как-то не срасталось…
Когда наш самолёт приземлился в Каире – Запад, я вышел из самолёта первым. Знакомая по Ираку жара накрыла как одеялом, но здесь к жаре добавлялся неприятный запах: как будто что-то гниёт.
Человек средних лет в короткой рубашке и чёрных очках шагнул навстречу
– Мистер Миллер? Я Али Собхи, приехал, чтобы встретить вас.
– Где у вас машина?
– Тут рядом, сэр.
Пропустили на поле. Просто прекрасно.
* * *
Машиной был Гранд-Чероки последнего поколения, довольно популярный в Египте, потому что их тут собирают. Выезжая с территории аэропорта, я заметил, что на выезде стоит БТР, но нас не проверили – посмотрели на номера, пропуск за стеклом – и все.