Когда Гарнет проехал мимо ворот старой тюрьмы и повернул на А134, он увидел, что за ним следует красный «Фиат»; он обратил на него внимание только потому, что это был «Фиат». Не заражайся их паранойей, сказал он себе. Миссис Апсоланд поерзала на сиденье и поудобнее пристроила ремень безопасности. Когда она двигалась, Пол мог ощущать ее запах – он учуял его, когда она села рядом с ним, а потом принюхался к нему. Аромат был очень легким, но строгим и пряным, не сладким.

– Что бы вы сделали, – сказала женщина, – если бы вам предложили деньги за то, чтобы предать меня?

– Что? – спросил он.

– Вы же слышали. Вы же слышали, что я сказала.

Гарнет сообразил, что ему не хочется ставить ей диагноз психически больной. Ему хочется, чтобы ее страх был обоснован.

– Я не вполне понимаю, что вы подразумеваете под словом «предать», – сказал он.

– Поймете, когда это произойдет.

– Миссис Апсоланд, – сказал Пол, – надеюсь, вы воспримете мои слова правильно. Это старомодный способ выражать свои мысли, но я знаю, что это не мое дело – говорить вам подобные вещи. Видите ли…

– Продолжайте.

– Вы сами утверждали, что ваш муж излишне осторожен и что это влияет на вас. Вам не кажется, что, возможно, это влияет на вас слишком сильно? Верно, мы живем в жестоком обществе, и количество преступлений растет. Но здесь… Я в том смысле, что когда в этой деревне в последний раз появлялся взломщик?

Она ничего не сказала. Пол решил, что миссис Апсоланд, должно быть, обиделась, но продолжил. Было бы неправильно оставить свою мысль недосказанной.

– Я иногда размышлял над теорией о том, что страх нападения ведет к нападению, и мне кажется, что в этом что-то есть. Вероятность, что случится нечто плохое, значительно меньше, если женщина уверенно идет по темной улице и не удирает прочь при виде стайки мальчишек. Если более приземленно, то весть о том, что дом напичкан охранными системами, распространяется мгновенно, и вероятные взломщики понимают: у хозяев есть что украсть. – Произнося все это, Гарнет думал, что уж больно нравоучительно звучит его речь.

Они подъехали к участку, где шли дорожные работы. Одна половина дороги была отгорожена конусами, движение регулировалось временным светофором. Когда Пол включил ручной тормоз, женщина указала на кнопку на приборной панели и как ни в чем не бывало сказала:

– Эта кнопка – не знаю, предупредили ли вас, – если ее нажать, автоматически блокируются все двери и люк. – Пол повернул голову и посмотрел на нее. Он так и не понял, серьезно она говорит или нет, но заподозрил, что она сдерживает внутренний смех. – Когда вы стоите на светофоре или паркуетесь где-то ненадолго, – так, для большей безопасности.

Высокие живые изгороди, ряд пирамидальных тополей, пустые луга и лес, наползающий с вершины холма на склон. На человеке, который управлял светофором, была неоновая оранжевая куртка. Пол заметил, что миссис Апсоланд смотрит на этого человека, на его широкое красное лицо и спутанные желтые волосы. Потом она перевела взгляд на водителя катка, а затем – на рабочего, орудовавшего совковой лопатой. Включился зеленый. Он услышал, как женщина рядом с ним вздохнула.

Прошла минута или две, прежде чем она сказала:

– Я знала, что рано или поздно мне придется вам об этом рассказать. Просто мне не очень приятно об этом говорить.

– Тогда не говорите, если вам не хочется, миссис Апсоланд.

– Пожалуйста, называйте меня Ниной.

Он удивился и даже слегка смутился.

– Вы уверены, что хотите этого?

– Я терпеть не могу, когда ко мне обращаются «миссис». Это было бы нормально, если бы я была значительно старше вас, или вы – значительно младше меня, или в другой ситуации. Вы же понимаете, что я имею в виду. – Пол кивнул. Он не видел ее лица, но знал, что она смотрит на него. – Однажды меня похитили. – Ее тон сказал ему, что внутри у нее идет борьба. Гарнет не смог понять, что стало ее причиной. Это могла быть и попытка солгать и выдать ложь за правду, или это мог быть запрет говорить о каком-то страшном событии. Она повторила: – Меня похитили. – Он обнаружил, что не в состоянии как-то отреагировать на это. – Дело было в Италии, когда я была замужем в первый раз. Тогда меня звали Нина Пиранезо. Это произошло в мае пять лет назад – ну, почти пять лет.

Что на это было сказать? Пол радовался, что они почти приехали. Он уже открыл ворота Джаредз и въехал на аллею. Из парка вверх поднялась стая чибисов, черных с белым. Впереди он видел машины рабочих, две легковушки, мотоцикл и маленький грузовичок; все они были припаркованы перед парадной дверью.

– Вот поэтому я такая нервная, – сказала она. – Это внесло свою лепту.

Он сказал: «Ясно», что ничего не означало.

– Вы так и не ответили на мой вопрос.

– Простите, я забыл, что был за вопрос.

– О предательстве. Теперь вы понимаете, почему я задала его.

На какое-то мгновение Пол ощутил, что между ними установилась близость. Пока они разговаривали, он чувствовал, как между ними развивается нечто вроде дружбы. Это, конечно, было нелепостью, они не могли сблизиться, подружиться, однако Нина все в одну секунду разрушила своей чепухой про похищение, своей паранойей. Он повторил то, что сказал раньше:

– Я всего лишь ваш водитель. – И добавил: – Так что никаких вопросов по этому поводу не будет.

Она быстро вылезла из машины. Гарнет стоял возле дверцы, пока миссис Апсоланд, с ключом в руке, поднималась на крыльцо. «Все испорчено, – подумал он, – зря я ей не подыграл. Надо было сказать: «Неужели?» и «Какой ужас!», а не показывать, что я не поверил ни одному слову». На верхней ступеньке женщина повернулась и сказала:

– Помните, что в понедельник вы берете с собой Джессику. Договорились? – Она улыбнулась ему так, будто ее ничего не заботило. Возможно, действительно не заботило…

Пол поехал обратно в деревню и забрал Джессику. Они с Эммой сделали таблицы с именами своих спонсоров и суммами, которые те готовы заплатить за минуту молчания. Ему бросилось в глаза, что имени матери Эммы в списке Джессики нет, зато там были имена двух совершенно незнакомых ему женщин – вероятно, они в течение дня приходили в гости. Волосы Джессики были заплетены в две косички.

– Мама Эммы заплела, – сказала она в машине, стаскивая с кос резинки и распуская волосы. – Они упали в суп, и она сказала, что это неги-что-то.

– Негигиенично, наверное, – сказал Пол.

– Я не люблю суп.

– С волосами – конечно.

Это вызвало у нее смех. Она принялась развивать шутку – так всегда делают дети ее возраста, когда остроумие и умение выбирать нужный момент все еще остаются для них тайной, – о волосах в супе, о волосах в супе вместо вермишели, вместо лука, о светлых волосах, темных волосах, о картинках с волосами на банке из-под супа. Когда ему это надоело, Пол сказал: