Он перевел разговор на охоту на лис в Англии и, судя по всему, рассчитывал, что Жозефина будет с интересом его слушать, поскольку сама никогда не участвовала в охоте.

Наконец карета остановилась, и он вышел.

— Я знаю, какой герцог хочет жениться на вас, — прошептала Кончита.

— Ш-ш…

Экипажи запрудили улицу перед театром. Когда в сопровождении Хейрека они вошли внутрь, в фойе и на центральной лестнице было столько народу, что, будь ты принцесса, герцог, рыцарь или богатый торговец, никому и глотка свежего воздуха не доставалось.

Потом перед ней возник проход.

— Сюда, ваше высочество, — подал ей руку герцог Мельбурн.

Жозефина с благодарностью взяла ее, с опозданием заметив стоящего рядом Шарлеманя. Мельбурн, казалось, редко где появлялся один, хотя даже совершенно несведущий человек сразу понимал, кто тут главный.

В черном вечернем костюме, с ослепительно белым накрахмаленным шейным платком, Мельбурн излучал магическое обаяние. Судя по другим дамам, пожирающим его глазами, она не единственная так думала.

— Здесь всегда так многолюдно? — спросила она, поднимаясь по лестнице рядом с ним.

Толпа перед ними расступалась, словно отливающая океанская волна. Один из немногих моментов с тех пор, как все это началось, и сейчас она действительно чувствовала себя принцессой.

— Вы любимица Лондона, ваше высочество, — ответил он. — Все хотят видеть семейство Эмбри, которое, кажется, принесет Лондону свежий ветер.

— Кажется? — с деланным удивлением повторила она.

— Вы снова нанесли мне удар, — заметил он с насмешкой в голосе. — Кто знает, скольких еще вы могли покалечить.

— Только вас, Мельбурн.

— Можете называть меня Себастьяном, если хотите.

Жозефину охватила дрожь.

— Я подумаю.

Наверху толпа была не столь плотной. Жозефина узнавала людей, которых уже встречала в свете. И поняла, что Мельбурн сказал правду — многие зрители глазели на нее, как и на него.

Когда они шли по все более свободному коридору, Жозефина оглянулась. Хейрек и лорд Шарлемань о чем-то беседовали, вероятно, об охоте. Кончита шла в нескольких шагах позади нее. Удивительно, как вся компания выбралась невредимой из толпы внизу.

— Почти пришли, — сказал Мельбурн низким интимным голосом, вскользь посмотрев на нее.

— Этот театр намного больше, чем в Морант-Бей.

Он кивнул:

— И Лондон больше, чем Морант-Бей.

— Я всегда беру с собой компаньонку, — продолжала Жозефина. — А почему здесь ваш брат? Защищать вас?

— От вас, вы думаете?

— Кого еще вы боитесь?

Улыбка, от которой замирало сердце, тронула его губы.

— Мой брат должен занимать Хейрека на случай, если нам понадобится удалиться в уединенную комнату.

— А если я этого не захочу?

— Я оставлю это на ваше усмотрение, ваше высочество.

Мельбурн выпрямился.

— Прошу. — Откинув роскошный красный занавес, он жестом пригласил ее в свою ложу.

Жозефина будто шагнула в другой мир. Театр был втрое больше того, который она часто посещала на Ямайке. Ряды зрителей внизу напоминали сверкающий разноцветный океан. И все эти люди увидят, что она сидит в ложе с двумя герцогами и лордом. Жозефина улыбнулась. Даже ее отец, наверное, о таком не мечтал.

— Ваше высочество и вы, Хейрек, садитесь в первый ряд, — сказал Мельбурн. — Мы с Шеем склоняемся перед вашей популярностью.

Но она хотела сидеть рядом с ним! Впереди стояли три кресла, сзади — четыре. Кончита уже устроилась в углу, откуда ее почти не было видно. Жозефина не думала, что лорд Шарлемань пожелает сидеть сзади в одиночестве.

Мельбурн подвинул ей кресло.

— Вам придется представить, как я сижу позади вас, смотрю на вас, на мягкий изгиб вашего уха, — пробормотал он, когда Жозефина села.

Она повернулась к нему.

— Осмелюсь сказать, я едва помню, что вы там, — в ответ прошептала она.

Он поклонился, едва не задев губами ее щеку.

— Лгунья, — шепнул он, и у нее волосы на затылке зашевелились.

Как ни сомневался Хейрек в мотивах Мельбурна, он был явно рад, что все видят его рядом с Жозефиной в лучшей ложе театра. Мельбурн и лорд Шарлемань сзади что-то тихо обсуждали, но она не могла в шуме подслушать их беседу.

Хейрек наклонился к ней:

— Должен предупредить, эта пьеса, чертовски, длинная и антракта нам два часа не видать. К счастью, заснуть здесь не грех, если только вы не упадете со стула.

— Не думаю, что меня огорчит долгое действие, но спасибо за предупреждение и совет.

Когда Хейрек перегнулся через барьер ложи, чтобы приветствовать кого-то внизу, Жозефина отчетливо услышала, как брат Мельбурна пробормотал слово «клоун». Это ее встревожило. Не то чтобы Хейрек казался ей иным, но плохо, если в свете его считают клоуном. Ей совершенно не нужно, чтобы это связывали с ее семейством.

Минуту спустя занавес поднялся, и начался спектакль. Жозефина читала «Гамлета», но никогда не видела пьесу на сцене. Она подалась вперед.

Минут через двадцать она услышала тихий храп и обернулась. Съехав вниз в кресле, скрестив руки и запрокинув голову, Хейрек спал.

Сзади в ложе было тихо, но Жозефина не сомневалась, что Мельбурн бодрствует. Он сказал, что будет смотреть на нее. У Жозефины кожу, словно иголочками закололо. Он сказал, что она будет думать о нем и захочет, чтобы он поцеловал ее снова. Это не так, но, тем не менее, между бедрами у нее разливался жар.

Он хотел большего, чем поцелуй, и в лучших интересах и планах ее отца ей следовало позволить ему это сделать. Что касается ее личного отношения к этому, она сознавала, что хочет, чтобы Мельбурн был ее первым мужчиной. Любой другой мужчина удовольствуется королевством и второсортным товаром, но не Мельбурн.

Она не имела никакого желания четыре часа сидеть рядом с храпящим клоуном, когда может провести хоть немного времени, целуясь с мужчиной, который ей нужен, который зажег в ней пожар. Она поднялась.

— Извините, я на минуту, — прошептала она, шагнув в глубину ложи.

— Я покажу вам дорогу, — непринужденно сказал Мельбурн, поднимаясь. — Шей, принести тебе портвейна?

— Если не возражаешь, — так же тихо ответил брат, привстав, когда Жозефина проходила мимо, и снова сел. — Я прослежу, чтобы наш гость не потерял равновесия.

В свете свечей фойе показалось ярким после полумрака зрительного зала, и Жозефина прищурилась.

— Сюда, — сказал Мельбурн, провожая ее к задернутому занавесом алькову. Потом замедлил шаг и повернулся к горничной: — Как вас зовут?