и то, что ему пришлось бы молиться чему бы то ни было.

– Вот и здесь так. Рашид говорит, твой отец – близкий друг наваба-сахиба, а его в наших краях держат в большом почете. Что наваб-сахиб думает об этой попытке отнять у него землю?

– Конечно, ему это не нравится, – сказал Ман. К этому времени он научился как можно мягче высказываться даже о самых очевидных вещах.

– И тебе бы не понравилось. Со временем все будет становиться только хуже, хотя мир и так уже разваливается на части. В нашей деревне, к примеру, есть семья недостойных людей, которые бросили родных отца и мать помирать с голоду. Сами брюхо набивают, а родителей выставили на улицу! Вот тебе и независимость… Политики душат заминдаров, разваливают страну. Раньше, если б кто-то посмел выгнать мать на улицу – мать, которая его кормила-поила, мыла, одевала! – мы всей деревней его побили бы, вправили бы ему и кости, и мозги. Таков был наш долг. А теперь попробуй кого-то побить – тебя тут же по судам затаскают, в тюрьму бросят!

– А нельзя просто с ними поговорить? Вразумить их? – спросил Ман.

Бабá раздраженно пожал плечами.

– Конечно… Только характер лучше всего исправляет латхи, а не болтовня.

– Вы, наверное, железную дисциплину тут поддерживали, – заметил Ман, восхищаясь теми чертами и замашками, которых никогда не простил бы родному отцу.

– Конечно, – согласился дед Рашида. – Дисциплина – ключ ко всему. Человек должен серьезно относиться к тому, что делает, и работать не покладая рук. Вот тебе, например, следует учиться, а не трепаться почем зря со всякими стариками… Скажи-ка мне, тебя сюда отец послал?

– Да.

– Зачем?

– Ну, чтобы я учил урду… и жизни поучиться, наверное, – на ходу сочинил Ман.

– Славно… Славно. Ты ему передай, что избирательный округ у нас хороший. И он пользуется доброй репутацией среди местных… Выучить урду, говоришь? Да, мы должны защищать свой язык… Это наше наследие… Знаешь, ты мог бы стать отменным политиком. Мячик у тебя полетел аккурат в ворота – ловко ты его уделал… Правда, здесь ты в политику не сунешься – Нетаджи не пустит. Ну да ладно, продолжай, продолжай.

Дед Рашида встал и зашагал к своему дому.

Вдруг Ман кое о чем вспомнил.

– А вы случайно не знаете, что такое гигги, Бабá? – спросил он.

Тот остановился:

– Гигги?

– Да.

– Не знаю. Первый раз слышу. Может, ты неправильно прочитал? – Он вернулся и подобрал с чарпоя учебник Мана. – Дай взглянуть. Эх, очки забыл.

– Нет-нет, это Мехер так сказала. Требует у деда гигги.

– А что это такое?

– В том-то и загвоздка, мы не знаем. Она проснулась и плачет, просит у дедушки гигги. Может, приснилось что-то. В доме никто понятия не имеет, что это.

– Хм-м, – протянул Бабá, ломая голову над задачкой. – Пожалуй, без моей помощи им не обойтись. – Он изменил направление и зашагал к дому сына. – Я ведь единственный, кто по-настоящему ее понимает.

10.21

Затем к Ману подошел Нетаджи; к тому времени на улице почти стемнело. Нетаджи на несколько дней уезжал по очередному таинственному делу, а теперь вот наведался к Ману, думая расспросить его о ГПА, имении наваба-сахиба в Байтаре, охоте на волков и любви. Увидев, что Ман занимается урду, он решил ограничиться последней темой. В конце концов, он же дал Ману почитать свой сборник Мира.

– Можно присесть? – спросил он.

– Можно, – ответил Ман, подняв голову. – Как дела?

– А, все хорошо, – отмахнулся Нетаджи.

К тому времени он уже почти простил Ману свое унижение на железнодорожной станции, потому как с тех пор в его жизни случилось еще несколько куда более крупных падений и взлетов. В целом он значительно продвинулся на своем пути к покорению мира.

– Можно задать тебе один вопрос? – начал Нетаджи.

– Нельзя. Можешь задать любой, кроме этого.

Нетаджи улыбнулся и все-таки спросил:

– Скажи, ты когда-нибудь влюблялся?

– Разве о таком спрашивают? – Чтобы увильнуть от ответа, Ман сделал вид, что оскорбился.

– Ну, видишь ли… – Нетаджи виновато потупил взгляд. – Я подумал, что жизнь в Брахмпуре… в современной семье…

– А, вот кто мы такие, по-твоему.

– Нет-нет, – тут же пошел на попятную Нетаджи. – Нет, я не… А что, собственно, плохого в моем вопросе? Мне просто любопытно.

– Что ж, раз ты спрашиваешь о таком, то будь готов и сам ответить на свой вопрос. Ты когда-нибудь влюблялся?

Нетаджи охотно ответил, поскольку много думал об этом в последнее время:

– Видишь ли, в деревне все женятся по договоренности родителей или родственников. Так было всегда. Будь моя воля, я поступил бы иначе, но… что поделать, так уж оно устроено. Сложись все иначе, я наверняка влюбился бы в кого-нибудь, но сейчас это только помешает мне на пути к цели. А у тебя как?

– О, смотри, Рашид идет, – сказал Ман. – Попросим его присоединиться к нашей беседе?

Нетаджи поспешно ретировался, дабы не ронять достоинство перед племянником. Он как-то странно на него посмотрел и исчез в сумерках.

– Кто это был? – спросил Рашид.

– Нетаджи. Хотел побеседовать со мной о любви.

Рашид раздраженно фыркнул.

– Ты где пропадал? – спросил его Ман.

– Заглянул в лавку баньи побеседовать с людьми – устраняю ущерб нашего визита в замшелый Сагал.

– Какой ущерб-то? – удивился Ман. – Ты так пылко разговаривал со старейшинами. Я был восхищен, честное слово! А вот отец по какой-то причине очень зол на тебя.

– Ущерб изрядный, – ответил Рашид. – Согласно последней версии сплетен, я повздорил со славными старейшинами и утверждал, будто имам сагальской мечети – воплощение дьявола. Еще я планирую построить на территории медресе коммуну, для этого и притащил тебя сюда – чтобы ты уговорил отца каким-то образом отнять земли у школы. Впрочем, надо отдать должное народу Дебарии – в это они не верят. – Рашид хохотнул. – Ты произвел хорошее впечатление на местных. Все тебя полюбили – я потрясен!

– А вот у тебя, похоже, неприятности, – заметил Ман.

– Возможно. Но необязательно. Как нормальному человеку бороться с повальным невежеством? Народ ничего не знает и не желает знать.

– Скажи-ка, ты не в курсе, что такое гигги?

– Нет. – Рашид лоб.

– Тогда тебе точно светят неприятности. Очень большие.

– Неужели? – спросил Рашид, и лицо у него почему-то стало испуганное. – Кстати, как твои занятия?

– Замечательно. Просто превосходно. С тех пор как ты ушел, я только и делаю, что занимаюсь.

Когда Рашид скрылся в доме, к Ману подошел почтальон и вручил ему письмо. Они обменялись парой слов, но Ман, сам не свой от волнения, даже не понимал, что говорит.

Конверт бледно-желтого цвета казался прохладным