своей дочери и зятю. Так вот, у него во дворе росло гранатовое дерево, которое почему-то приносило очень вкусные плоды – вкуснее наших.

– У вас растет гранат?

– Да, конечно. Во дворе. Я тебе как-нибудь покажу.

– Как?

– Что значит «как»? Это мой дом… А, понял, что ты имеешь в виду. Я велю женщинам спрятаться, когда ты зайдешь. Ты славный парень, – вдруг сказал отец Рашида. – Скажи, чем ты занимаешься?

– Чем я занимаюсь?

– Да.

– Особо ничем.

– Это нехорошо.

– Да, мой отец тоже так считает, – кивнул Ман.

– Он прав. Он прав. Молодые люди в наши дни почему-то отказываются работать. Либо учатся, либо в потолок плюют.

– Ну, у меня есть магазин тканей в Варанаси.

– Тогда почему ты здесь? Надо деньги зарабатывать, а не прохлаждаться.

– Мне лучше уехать? – спросил Ман.

– Нет-нет… Что ты, мы тебе рады, – ответил отец Рашида. – Мы очень рады такому гостю! Хотя время ты выбрал жаркое и тоскливое. Приезжай к нам как-нибудь на Бакр-Ид[35] – увидишь деревню во всей красе. Да-да, непременно приезжай… Так о чем это я? Ах да, гранаты. Старик тот был добрый, веселый, и они с Мехер быстро спелись. Она знала, что всегда может поживиться чем-нибудь вкусненьким у него дома, и заставляла меня к нему ходить. Помню, в первый раз он угостил ее гранатом. Он был еще неспелый, но мы его почистили, и она съела аж шесть или семь ложек за раз, а остальное мы приберегли на завтрак.

Мимо прошел пожилой имам местной мечети.

– Заглянете к нам завтра вечером, имам-сахиб? – озабоченно спросил его отец Рашида.

– Да, завтра в это же время. После молитвы, – с мягкой укоризной в голосе отвечал имам.

– Интересно, куда запропастился Рашид, – сказал Ман, поглядев на свое незаконченное задание. – Должен был уже прийти.

– Да ясное дело куда – опять обходит деревню! – с неожиданной злобой и яростью в голосе воскликнул отец Рашида. – Взял привычку – якшаться со всяким отребьем. Ему следует быть разборчивее. Скажи-ка, он брал тебя с собой к нашему патвари?

Ман был так потрясен его злобным тоном, что даже не услышал вопроса.

– Патвари! К деревенскому патвари вы вместе ходили? – В голосе отца Рашида зазвенел металл.

– Нет, – удивленно ответил Ман. – А что случилось?

– Ничего. – Отец Рашида умолк, а потом попросил: – Только не говори ему, что я тебя спрашивал.

– Как скажете. – Ман по-прежнему был озадачен.

– Ладно, я тебе и так помешал заниматься. Больше не буду приставать, учись.

И он пошел в дом с Мехер на руках, хмурясь в свете фонаря.

10.20

Обеспокоенный Ман поставил фонарь поближе и попытался вернуться к чтению и переписыванию заданных Рашидом слов, но отец Рашида вскоре опять вышел на улицу, на сей раз без Мехер.

– Что такое гигги? – спросил он.

– Гигги?

– Так ты не знаешь, что такое гигги?.. – с нескрываемым разочарованием сказал отец Рашида.

– Нет. А что это?

– Да я сам не знаю!

Ман недоуменно уставился на собеседника:

– А почему спрашиваете?

– Да просто мне нужен гигги – прямо сейчас.

– Вам нужен гигги, но вы не знаете, что это такое? – изумился Ман.

– Ну да. Мехер попросила. Проснулась и говорит: «Дада, я хочу гигги. Дай гигги!» И теперь она плачет, а я даже не знаю, что такое гигги и где его взять. Придется ждать Рашида. Может, он знает. Ну вот, опять я тебя отвлек, прости.

– Ничего страшного, – заверил его Ман.

Он был даже рад этой возможности отдохнуть от тяжелого умственного труда. Поломав голову над тем, что такое гигги – какая-нибудь еда, игрушка или то, на чем скачут? – он вновь нехотя взялся за перо.

Через минуту его отвлек Бабá: он вернулся из мечети, увидел во дворе одинокого Мана и подошел поздороваться. Откашлявшись и сплюнув на землю, он спросил:

– Зачем такой молодой парень портит зрение над учебниками?

– Да вот, учусь читать и писать на урду.

– Знаю, знаю. Помню твои каракули: син, шин… син, шин… На кой тебе это? – спросил Бабá и вновь откашлялся.

– На кой?

– Да. Зачем тебе урду – помимо непристойных стишков?

– Ну, раз уж я что-то начал, надо довести дело до конца, – ответил Ман.

Это изречение понравилось Бабé. Он одобрительно хмыкнул и добавил:

– Еще выучи арабский, очень хороший язык. Сможешь читать Писание в оригинале. Глядишь, и кафиром быть перестанешь.

– Думаете? – весело спросил Ман.

– Ну да, почти не сомневаюсь. Тебя ведь не оскорбляют мои слова?

Ман улыбнулся.

– Есть у меня друг хороший, тхакур[36], живет в деревне неподалеку, – предался воспоминаниям Бабá. – Летом сорок седьмого, незадолго до Раздела, на дороге к Салимпуру собрался народ. Они хотели напасть на его деревню из-за нас, мусульман. И на Сагал тоже. Я отправил срочное послание своему другу. Он созвал людей, они взяли латхи, ружья, вышли на дорогу и заявили той толпе, что сперва им придется разобраться с ними. Молодцы ребята. Если б не они, я умер бы в той драке. Достойная смерть, но все же смерть, да.

Ману вдруг пришло в голову, что он теперь – универсальное доверенное лицо.

– Рашид говорил, вы в свое время наводили ужас на весь техсил, – сказал он Бабé.

Бабá одобрительно закивал и с жаром ответил:

– Я всегда был строг. Даже вот его, – он ткнул пальцем на крышу, – однажды выставил голого на улицу, когда он отказался учиться. Семь лет ему было.

Ман попытался вообразить, каким был отец Рашида в детстве, с букварем в руках вместо кисета для пана. Баба́ тем временем продолжал:

– При англичанах все было честно. Власть была жесткая. А как иначе управлять народом? Нынче как: стоит полиции поймать преступника, какой-нибудь министр, или депутат, или ЧЗС говорит: «Это мой друг, отпустите его!» – и его отпускают.

– Да уж, скверно, – кивнул Ман.

– Если раньше полицейские иногда брали маленькие взятки, то теперь берут большие и не краснеют, – сказал Бабá. – А скоро начнут брать огромные. Им закон не писан. Эдак они весь мир развалят, а страну продадут. Теперь вот задумали отобрать у нас земли, политые потом и кровью наших прадедов. Да я им ни единой бигхи[37] не отдам, пусть так и знают!

– Но если закон примут… – начал было Ман, вспомнив про отца.

– Слушай, ты ведь умный законопослушный парень, не пьешь, не куришь, наши обычаи уважаешь. Вот скажи мне: если б приняли закон, что отныне молиться надо не на Мекку, а на Калькутту, ты послушался бы?

Ман помотал головой, изо всех сил сдерживая улыбку. Насмешил его и сам закон,