Так или иначе фаворит – это человек, которому правитель доверяет лично. Не как лояльному подчиненному, а «чисто по-человечески». Фавориты этим доверием пользуются, порой правят страной, не будучи стеснены соображениями чести. А иногда, как в корейском случае, и служебными ограничениями.

С Пак Кын Хе спросили строго: и срок немалый, и штраф большой. Так что интрига сохраняется. Скорее всего, дело в сектантстве Чхве Сун Силь. Она является дочкой и последовательницей Чхве Тхэ Мина, основателя секты «Церковь вечной жизни». То есть не у одной лишь Пак Кын Хе «интересный» папа. Как полагают, Чхве Сун Силь затащила в секту и свою подружку-президента.

Учитывая легкость, с которой в Южной Корее происходят перевороты, можно было опасаться, что очередной переворот станет теократическим, причем на весьма сомнительной религиозной основе. Так что подружек отправили в тюрьму, как говорится, с глаз долой, из сердца вон.

Как видите, южнокорейский скандал по-своему уникален. Что же касается общей проблемы фаворитизма, то сегодня она стоит не так остро, как во времена монархий. Просто потому, что современным правителям по большей части вопросы чести не более близки, чем их фаворитам.

Глава 4. Единоначалие

Один лев лучше, чем много зайцев

Чтобы некая структура функционировала, количество начальников следует свести к минимуму. В корпоративном мире это не подвергается сомнению. «Эпплом» управляли двое (а после смерти Джобса остался всего один). «Майкрософтом» управляет один человек.

Да, безусловно, нужен управленческий аппарат. Но он функционирует по пирамидальному принципу: один начальник, несколько подчиненных, у каждого тоже несколько подчиненных и так далее. Позволить подчиненным принимать решения вместо начальства – пустить все дело под откос. В бизнесе это понимают.

Ни в одной эффективной крупной корпорации нет «бесплатной демократии». Да, в акционерных обществах вопросы решаются голосованием акционеров, причем акционеры имеют вовсе не равные права: их права пропорциональны количеству акций. И если у кого-то контрольный пакет и ни у кого нет блокирующего пакета, то хозяин контрольного пакета принимает решения единолично.

Так устроен бизнес. Безусловно, политика – это не бизнес, государство – не корпорация. Но законы эффективности те же самые. Просто эффективность государства измеряется вовсе не прибылью, экономика играет служебную роль.

То есть цели у государства и у корпорации разные. Однако в обоих случаях есть управляющая структура, есть работники, есть иерархия, есть необходимость принятия и исполнения решений.

И никто вроде не возражает: да, принципы управления сходны, сокращение управленческого аппарата – желательно. Но почему не сделать второй шаг и не признать открыто: пирамидальная иерархия и единоначалие также необходимы, чтобы все работало!

Мало того, поскольку все-таки государство – не корпорация, его затруднительно «акционировать». Потому что работа государства не сводится к извлечению прибыли. А значит, невозможно, например, просто ввести налоговый ценз при голосовании: чем больше заплатил налогов – тем больше имеешь избирательных прав. А какой же ценз вводить?

Да никакого! Потому что демократия давно превратилась в ритуал. Президентская республика – это ведь, по сути, монархия. Причем не с номинальным, а с реальным монархом. А в конституционных монархиях, где монарх царствует, но не правит, равно как и в парламентских республиках, роль реального монарха играет премьер.

Да, вопросы престолонаследия, казалось бы, решаются демократическим путем. Но посмотрите, что произошло в Америке, где к власти, наверное, впервые в истории пришел демократически избранный президент – в обход желаний истеблишмента. Америка пошла вразнос, президент воюет с Конгрессом и спецслужбами, армия колеблется.

Мы тут, конечно, все любим Трампа. Но это лишь потому, что мы не очень любим Америку. А по справедливости давно пора смириться с очевидными вещами – монархия никуда не исчезла.

Так что давайте уже вернемся к добрым старым терминам и перестанем тратить государственные деньги на странный цирк, именуемый выборами.

Двуглавым в России должен быть только орел

В Екатеринбурге больше нет прямых выборов мэра. Формально аргументы сторонников отмены выборов весьма убедительны. Главный из них – неуместность двоевластия. Городом до недавнего времени помимо мэра управлял сити-менеджер, глава администрации. Понятно, что мэр – политическая фигура, а глава администрации – хозяйственник. Но нужна ли политическая фигура во главе города?

А уж более политическую фигуру, чем Ройзман, сложно себе представить. Нет смысла вдаваться в его характеристики и напоминать о его общественной деятельности. Как нет смысла и оценивать все это. Главное, именно политический характер должности мэра с пришествием Ройзмана обострился до предела.

Политические (опять же) оппоненты губернатора Свердловской области Кувайшева утверждают, что он решил всю полноту власти (и над регионом, и над региональной столицей) сосредоточить в своих руках. Опять же, не стану давать оценок Кувайшеву как руководителю. И не сомневаюсь: Кувайшеву действительно нужна полнота власти. В этом он не одинок. Бодания мэров и губернаторов – обычная история для тех регионов, где руководителей региональных столиц избирают прямым голосованием.

Федеральная власть эту ситуацию отчасти сохраняет, видимо, чтобы пользоваться системой сдержек и противовесов. Но если абстрагироваться от этих соображений, то Кувайшев оказывается объективно прав. Потому что любое противостояние региональной столицы и региона не может идти на пользу, а «двухголовая» система «сити-менеджер плюс мэр» – это и вовсе источник хаоса и административного ступора при принятии любых важных решений.

Коммунисты предложили избежать «двухголовости», объединив функции мэра и сити-менеджера, а уж этого «сильного мэра» – выбирать. То есть предложение коммунистов было принципиально «антигубернаторским». В результате они от своего предложения отказались – и правильно сделали: «сильный мэр» против губернатора – это просто триумф «двухголовости» и управленческий кризис на уровне региона.

Теперь, когда прямые выборы отменены, всем в городе будет управлять подконтрольный губернатору глава администрации (сити-менеджер), а мэр превратится в номинальную фигуру. Зачем тогда этот мэр вообще нужен? Скорее для представительских функций, для исполнения роли «городского священного царя».

Хотя, вообще-то, правильнее, когда «священный царь» не является номинальной фигурой. Просто он (как глава администрации) должен подчиняться губернатору, который ведь тоже не является номинальной фигурой и при этом подчиняется президенту.

Остаются насущные вопросы, которые на местах, по идее, эффективнее решаются самими жителями. Тут может пригодиться опыт земств – с рядом оговорок. Систему земских учреждений ввели в Российской империи в 1864 году. Она распространялась на европейскую часть и не включала западные губернии. Как только Столыпин попытался ввести земства и там, польская шляхта воспротивилась, что привело к серьезному политическому кризису и фактической опале Столыпина.

Кстати, это интересный момент, иллюстрирующий уровень народовластия в Польше и в России. Сегодня этот сюжет мог бы пригодиться при полемике с поляками. Но вернемся к земствам.

Земства существовали параллельно государственной власти, с самого нижнего уровня и до уровня губерний. Земства решали многие важные практические вопросы – от строительства дорог до работы начальных учебных заведений. То есть именно те вопросы, на которых сегодня