Анна Шафран

Государство чести. Монархия – будущее России

© ООО Издательство «Питер», 2019

© Анна Шафран, 2019

Предисловие

Победоносцев уже все сказал

Не прошло и сотни лет с тех времен, когда английский премьер-министр У. Черчилль выразил мысль, согласно которой у демократии есть много недостатков, но лучшего государственного устройства пока что не придумали. Черчилль лукавил. Лучшим строем была русская самодержавная монархия в том виде, в каком она существовала в XIX веке. Однако англичанин, тем более ведущий политик того времени, никогда бы этого не признал. Именно потому, что суть демократии – ложь.

Эту ложь полностью разоблачил Константин Петрович Победоносцев, сыгравший в истории России, наверное, одну из самых важных ролей. При Александре III он не только руководил Святейшим синодом, но также определял политику империи в сфере народного просвещения, существенно влиял на решения по национальному вопросу и по внешней политике. Таким образом, все наиболее удачные преобразования и явления, которые мы можем отнести к периоду царствования государя Александра III, имеют отношение и к Победоносцеву.

Победоносцев был не только политиком, но и блестящим преподавателем правоведения. Начинал преподавательскую деятельность профессором Московского университета, но наиболее ярко проявил себя и достиг вершин в качестве главного воспитателя великих князей, включая цесаревича Николая Александровича.

Статьи и письма Победоносцева, собранные в книгу «Великая ложь нашего времени», написаны доходчивым и небанальным языком, а затрагиваемые им темы являются злободневными и в наши дни. Именно поэтому я не могла не изучить их для практической пользы собственной книги… Увы и ах, фактически Победоносцев уже все сказал! Он раскритиковал демократическое правление в пух и прах на примере европейских демократических институтов. Да, с тех пор прошло почти сто пятьдесят лет, но книга Победоносцева актуальна до сих пор. Все язвы демократии остались теми же, что и в середине позапрошлого века. И ни одну из них Константин Петрович не обошел вниманием.

Сейчас его труды интересны преимущественно специалистам: во-первых, восторжествовало ошибочное мнение Черчилля, во-вторых, полагаю, с Победоносцевым злую шутку сыграла его успешная политическая деятельность. Он воспринимается как политик, как идеолог, но не как мыслитель. Надо сказать, что, в отличие от мыслителей, идеологи теряют актуальность вместе с социальным движением, идеологией которого занимаются.

Между тем Константин Петрович именно мыслитель – незаслуженно отправленный в стан идеологов, которых сам же заклеймил в своей замечательной книге. Его стоило бы изучать вместе со Шпенглером, который описал «закат Европы» с совершенно иных позиций, но был столь же наблюдателен и тверд в формулировках. Правда, сейчас речь не о Шпенглере. Просто напоминаю, что Шпенглера справедливо считают мыслителем, а Победоносцева, мыслителя никак не меньшего уровня, неосновательно полагают только идеологом.

Пришло время исправить это недоразумение, незаслуженное пренебрежение мыслями, аргументами и выводами Константина Победоносцева – монархиста, консерватора, одного из самых жестких и вдумчивых критиков демократии. И если принять во внимание, что во времена самого Победоносцева эта критика, безусловно, имела полемический характер и могла считаться «сиюминутной», то сейчас уже стало ясно: Победоносцев нашел червоточину в основе того, что составляет все здание современной мировой политики.

Победоносцев о превращении человечества в машину

Правосудие превратилось в бездушную машину. Не только в России. И не только правосудие. И не сейчас. Превращение всего и вся в эту самую бездушную машину заметил и описал Константин Победоносцев.

Я уже отметила, что Победоносцев был не только идеологом и публицистом: он был мыслителем. Сейчас бы его назвали философом культуры – наряду со Шпенглером, Ортега-и-Гассетом, Данилевским. Я искренне надеюсь, что Константин Петрович еще получит достойную оценку в кругу философов, в кругу всех мыслящих людей, а не исключительно историков.

Так вот, Победоносцев заметил общую тенденцию: общество формализуется. На место живых человеческих отношений встает «учреждение», на место внутренней убежденности – словесная рефлексия, на место человеческой справедливости – мертвое право. Да! Один из ведущих правоведов своего времени вовсе не был фанатиком права. Именно формализация жизни, изгнание из жизни души, и есть, по Победоносцеву, та самая великая ложь.

Люди, между которыми нет ничего общего, кроме принадлежности к человечеству, вынуждены общаться, однако общение их поневоле сводится к пошлости, к заученным фразам, к стандартным любезностям. Свобода, равенство и братство, против которых консерватор Победоносцев вовсе не возражает, превращаются в бездушные идеи и оправдание революционного террора.

Простая жизнь с простыми отношениями усложняется всякого рода рассуждениями о жизни, умозрительными концепциями, среди которых, указывает Победоносцев, одна из наиболее опасных – концепция «общественного договора». Интересно, что консерватор, воспитатель великих князей Победоносцев критикует «общественный договор» примерно теми же словами, что и анархист Бакунин: в реальности никто ни с кем не договаривался, а значит, любые слова о «договоре» – ложь, предназначенная для манипулирования массами.

Из этого следует, что Победоносцев вовсе не был врагом свободы. Просто он видел, что «учреждения» и «институты», якобы призванные защищать свободу, в реальности враждебны ей, как и самой жизни. Вообще, Победоносцев часто противопоставляет жизнь, реальность, практику – умозрительным построениям, что роднит его одновременно с Марксом (критерий практики) и Ницше (философия жизни). Впрочем, тут нет ничего удивительного: вторая половина XIX века – это борьба с метафизикой, а уж в популярных философских веяниях Победоносцев, очевидно, разбирался отлично.

По правде говоря, учения Маркса и Ницше сами по себе метафизичны. «Пролетариат» у Маркса и «Сила» у Ницше – такие же умозрительные штуки, как и «Абсолютный дух» у Гегеля. Победоносцев же не пытается вместо всеобщей великой лжи воткнуть какую-нибудь свою собственную мелкую ложь. Он предлагает вовсе обойтись без всякой лжи, без «машин», свинченных из людей. И, в частности, без такой «машины», как парламент.

Победоносцев о представительской власти и основных нравственных качествах парламентария

В любой стране, где есть парламент, сложилась тенденция, согласно которой его критикуют. Какими только словами граждане не костерят депутатов! Думаете, это только у нас так? Нет, так было всегда! К концу XIX века основные европейские страны и Америка управлялись «народными представителями», для которых народ находил все новые и новые ругательства.

Значит ли это, что парламентарии действительно такие, какими их видит рядовой избиратель? Вообще-то по роду своей деятельности я знакома с достаточно большим количеством наших депутатов. Милые, интеллигентные люди, достаточно компетентные в своей области. Может, и не идеальные (а кто идеален?), но глупых либо особо безнравственных среди них нет. Как же тогда объяснить эффект «взбесившегося принтера» и многие другие «прелести» парламентаризма?

Культуролог и философ Эмиль Дюркгейм уже давно показал: любая социальная конструкция – это не просто сумма составляющих ее людей. Она существует и действует по своим принципам. Вообще, умные и хорошие люди, объединившись определенным образом, могут вести себя не умно и не хорошо, как бы ни старались.

Выборный орган власти в большой стране – как раз такая конструкция: из чего ее ни свинчивай, все