Они оба улыбнулись.

Кай вернулся в Милан, но в последние два дня перед гонками к своей машине не прикасался. Хольштейн вертелся вокруг него с укоризненным видом, но ничего поделать не мог. Сильнее всего были удивлены Мэрфи и Мод Филби.

Мэрфи подозревал какую-то ловушку и почти не уходил с автодрома, чтобы быть готовым ко всему. Хольштейн приходил в уныние, видя, как тренируется Мэрфи. Мод Филби воплощала собой сдержанное ожидание и большую осторожность.

В первый вечер она выказала какие-то проблески сентиментальности. Она встретилась с Каем днем, и ей пришлось убедиться в том, что он откликается далеко не на каждую попытку его расшевелить, а прячется за какой-то благодушной вежливостью, которая накатывает широко, как дорожный каток, и переезжает на своем пути все бандерильи.

Ей не оставалось ничего другого, как ждать, пока этот приступ пройдет. Однако вечером стало еще хуже. Кай потерял всякий интерес к гонкам и говорил о них, словно о выставке рогатого скота. Мод Филби впервые начала злиться и принуждена была сделать усилие, чтобы не продемонстрировать свои американские замашки.

Она еще раз бегло просмотрела свои ходы и не нашла ни одного, который оказался бы неверным. Значит, все дело только в капризе Кая. Поэтому она держала себя в руках и не сдавалась, пока он официально не отказывался от участия в гонках.

Зато она охотно общалась с Льевеном, который от нее не отходил и желал себе и другим, чтобы гонки бывали почаще. Она оказывала ему предпочтение и, когда Кай однажды рано ушел, не могла удержаться и не спросить, собирается ли он вообще участвовать в соревнованиях.

— Разумеется, — удивленно ответил Льевен.

— Тогда он либо совершенно уверен, что победит, либо… — Она не договорила и вызывающе посмотрела на Льевена.

— Либо вообще не стремится победить, хотели вы сказать, — дополнил он. — Ни то, ни другое. Я его тактику знаю. В последние два дня перед гонкой он не желает о ней слышать, чтобы чувствовать себя как можно более свободным и спокойно явиться к старту. Так он поступает всегда.

Мод Филби облегченно вздохнула. Льевен испытующе взглянул на нее и нашел, что она чересчур беспокоится о делах Кая. Это уже выходило за рамки игры и, на его взгляд, даже преступало пределы обычных дразняще-напряженных отношений между соперниками. Здесь отчетливо просматривался личный интерес. Он решил попридержать Кая, уделить больше внимания Мод Филби и уже подумывал о том, как бы придать этому шагу оттенок самоотверженности, ибо ему стало ясно, что только равнодушие Кая подстегивало интерес Мод Филби. Льевен был убежден, что этот интерес может перерасти во влюбленность, способную стать для него помехой, если Кай выиграет гонку и будет вести себя по-прежнему. Надо обратить внимание Кая на Мод Филби, чтобы она по нему не тосковала, — это создаст наилучшую почву для особых планов Льевена. Он представил себе задуманную комбинацию и немало возгордился таким мопассановским замыслом косвенного вмешательства. То, что он собирался сделать, было поистине ферзевым гамбитом.

На гонки он пошел вместе с мисс Филби, чтобы встретить неожиданности любого рода лицом к лицу. За день до этого ему удалось создать у нее впечатление, что они как бы союзники. Он знал, что это послужит превосходным опорным пунктом для будущей атаки.

Теперь же ему требовалось только, чтобы Мод Филби пережила сильное разочарование, — втайне он считал самым благоприятным для себя, если бы гонки выиграл кто-нибудь третий. С этой мыслью он слегка кокетничал, тем более что привык ставить свои личные желания выше деловых интересов. Так что для исхода все более явной дуэли Кай — Мэрфи существовали многообразные варианты.

Трибуны были заполнены задолго до начала гонок — клумба импрессионистически набросанных красочных пятен, которые слегка дрожали. Над трассой кружили самолеты, разбрасывая тучи рекламных листовок, — блестящие белые бумажки, падая, колыхались между людьми, словно рыбы, и порхали по трассе, откуда служители немедленно их сметали.

Ярко белели начертанные мелом прямоугольники — места для машин на стартовой площадке. В ремонтных мастерских толпились механики в синих халатах, лежали нагроможденные друг на друга покрышки, черные и серые, а между ними — инструменты, домкраты, бутылки и ведра для воды.

Машины для первой гонки вышли на старт. Прогремел выстрел, и стая сорвалась с места. Мод Филби ждала Кая и Мэрфи, не глядя на трассу. Кай подошел к ней первым. Она еще издали живо замахала ему. Стоило ей его заметить, как лицо Мод залилось краской.

— Мне скоро придется уйти, эта гонка продлится недолго, — сказал он.

Она засияла улыбкой.

— Желаю вам удачи.

Он добродушно рассмеялся.

— Посмотрим.

Льевен был почти растроган. Это впечатление еще усилилось, когда он увидел, что после этих нескольких слов Мод Филби, при всем ее внешнем спокойствии, заметно разволновалась. Однако его гуманное настроение несколько развеялось, когда такое же пожелание она адресовала и Мэрфи, тоже подошедшему к ней на минутку. «Мерзавка, она мерзавкой и останется», — заключил Льевен и перечеркнул все свои только что родившиеся благие намерения.

Первая гонка закончилась. Громкоговорители объявили Гран-при Милана. Над головами зрителей прошумели стартовые номера и фамилии. Машины, одна за другой, выстраивались на старт.

Кай нащупал в кармане счастливую монету принцессы Пармской. На душе у него стало тепло, и на какой-то миг ему послышался шелест парка, он увидел фейерверк и женщину, на плечи которой падал свет; волшебство этого настроения пронизало его, превратись в пьянящую атмосферу предчувствий, надежд и желаний, причудливо смешанных воедино, светлых, далеких, сверкающих, — он крепко взялся за руль.

Треск стартового выстрела был, как комар, сметен тотчас же раздавшимся грохотом моторов. Мэрфи рванул со старта, оказался во главе стаи и повел гонку, опередив остальных на тридцать метров. Словно знамя при штурме, реял впереди его красный автомобиль.

Мод Филби вытянулась. Ее профиль от напряжения рисовался тонкой алчной линией, губы были сжаты.

— Кто впереди?

— Мэрфи. Он намного оторвался от остальных. Кай…

— Что Кай?

Льевен нервно подскочил.

— Кая нет среди гонщиков.

— Где?..

— Где же Кай?

Мисс Филби вытянула руку.

— Вон он…

Льевен едва подавил ругательство. Белый автомобиль в одиночестве стоял на стартовой площадке.

— Он не поехал!

Казалось, прошла целая вечность. Машина не трогалась с места. Льевен больше не мог на это смотреть. Он отвернулся и, до крайности раздраженный и злобный, увидел перед собой довольно полного пожилого мужчину, которого совершенно не знал, но готов был стукнуть, если тот шевельнется.