Где же это чертово такси? Отменили? Почему показали, что машина подъезжает?

Мужчина продолжает надвигаться. Я оглядываюсь по сторонам, пытаясь оценить, смогу ли проскользнуть мимо него. Нет, не смогу. Подворотня заканчивается ограждением с небольшой дверью и решеткой. С другой стороны двор. Люди специально отгородились, чтобы к ним под окна не ходила справлять нужду пьяная молодежь. До меня доходит, что водитель ошибся и ждёт во дворе. Именно поэтому точка на карте оказалась в подворотне.

— Не кричи, — раздаётся пьяный, развязный голос мужчины. — Мы с тобой быстренько… — издаёт какой-то булькающий звук, напоминающий смех.

— Вас же посадят, — пытаюсь его вразумить. — Здесь везде добивают камеры клуба.

Пользуясь тем, что мужчина задумчиво притормаживает, делаю резкий рывок от стены и бегу к решётке, отделяющей меня от двора. Пытаюсь ее открыть, но она не поддаётся. Оглушающее чувство липкого страха прокатывается по спине.

— Ааааа! — кричу, шатая решетку. Слышу топот и ощущаю, как пропитое мужское тело вжимается в меня сзади.

— Не дёргайся, тогда будет не больно, — шипит мне в ухо и скользит руками под край платья.

— Нет, нет, нет, — мотаю я головой.

Мужик больно натягивает меня за волосы.

— Когда трахаешься за бабло, тебе не противно? А я рожей не вышел? — выдыхает мне в шею.

— Я ни с кем не… — пытаюсь оправдаться и тут же закусываю губы, сдерживая рвотный рефлекс.

— Здесь не бывает тех кто «не», — ржет он.

Господи, это не может случиться со мной. А как же день рождения?

— Помогите! — снова набираю в лёгкие побольше воздуха, и он остаётся во мне, потому что широкая мужская ладонь с горьким запахом сигарет зажимает мне рот.

Я зажмуриваю глаза, пытаясь отключиться от происходящего. Все равно этот урод держит меня слишком крепко, а если начну убегать и драться? Кто его знает, на что он способен.

Вдох, выдох через нос. Так меньше ощущается перегар…

Вдруг в подворотне эхом прокатываются чьи-то быстрые шаги.

Я чувствую, что мой обидчик тоже теряется, слыша их, и оборачивается.

— А ну, млять, отошёл от неё! — слышу злое, и узнаю этот голос.

Стоцкий. Господи, спасибо!

В следующую секунду мужик отлетает от меня вместе со звуком удара и хрустом, а меня подхватывают и отрывают от калитки мужские сильные руки, те, которые так правильно пахнут хвоей и дымом.

— Лера… — подхватывает на руки, будто я ничего не вешу.

Выносит меня в свет фонаря и ставит на ноги. Я замечаю, как подрагивают его мышцы, а губы бледные и сжаты в тонкую линию.

Игнат Игоревич достаёт телефон и делает звонок.

— Мужики, у вас тут «мусор» в подворотне. Уберите, — хриплым голосом.

Я крепко сжимаю пальцами воротник его поло и втыкаюсь носом в грудь. Дышу, дышу. Боюсь, что уйдёт.

— Тихо, тихо, — он гладит меня по голове. — Моя девочка.

От ощущения безопасности по лицу катятся слёзы. Большие ладони мягко ощупывают мое тело. Горячее дыхание опаляет висок.

— Где-нибудь больно? Что он успел? — спрашивает зло и обеспокоенно.

— Ничего, — мотаю головой. — Как вы здесь оказались? — всхлипываю.

— Это сейчас имеет значение? — пожимает плечами, заглядывая мне в глаза.

— Нет, — отвечаю тихо.

Мимо нас в подворотню проходят мужчины с рациями и в костюмах.

— Что с тем человеком? — оглядываюсь я в темноту.

— Отключил, — жмёт он плечами. — При таком опьянении там немного надо.

— Спасибо большое… — шепчу. — Было очень противно, страшно и…

— Поехали… — Стоцкий решительно тянет меня за руку в сторону парковки. — Не будем ждать ментов.

Я просто иду за ним, потому психика, перегрузившись, абсурдно приняла его, как безопасный объект. И совершенно не хочет расставаться с этим «якорем спокойствия»: с запахом, голосом, силой…

Мы подходим к мотоциклу. Очевидно, что очень дорогому. Не такому, на которых гоняет с треском по улицам дурная молодежь.

Игнат Игоревич достаёт из-под сиденья пачку салфеток и брезгливо вытирает ими руки. Я наблюдаю за ним, как заворожённая. Он предлагал подвести меня домой на мотоцикле? И сейчас мы всё-таки на нем поедем? Мамочки…

Стойкий перехватывает мой, видимо, слишком красноречивый взгляд и всовывает мне в руки шлем.

— Тебе будет даже полезно сейчас хапнуть контролируемого адреналина, иначе дома начнёшь загоняться, — ухмыляется. — Ещё сон страшный приснится.

Сжимаюсь. О, о кошмарах я знаю все. Не нужно напоминать.

— А вы? — сглатываю я. — Без шлема?

— Мы поедем медленно, — Игнат Игоревич уверенно садится на мотоцикл и подаёт мне руку. — Прошу…

Мотаю головой.

— Может быть, лучше такси…

— Садись, Лера, — тяжелеет его голос. — Мне кажется, что сейчас я в полном праве решать, что для тебя будет лучше.

Окончательно дезориентированная его тоном, будто он действительно в праве что-то решать за меня, надеваю шлем, становлюсь на подножку и перекидываю ногу. Короткое платье задирается, оголяя бедра, и от кожаного сиденья меня остаются отделять только трусики. Хорошо, что Стоцкий не может этого видеть, потому что сидит спиной. Коленки целомудренно прижимаются к боковинам мотоцикла.

— Ближе ко мне прижмись и обними за талию, — повелительно бросает Стоцкий мне через плечо.

Помедлив секунду, прикасаюсь пальцами к широкой спине и ныряю руками к животу. Твёрдый, горячий… Шлем насквозь пропитан его запахом, и мою голову начинает от него кружить. Что я делаю? Почему не возвращаюсь в клуб и не прошу помочь охрану? Может быть, Игнат Игоревич ничем не лучше этого мужчины из подворотни. Ну и что, что он спонсор детского лагеря. Маньяки были и учителями, и врачами, и… Сдаваясь, признаюсь сама себе, что мне просто невероятно интересно. Хочу хоть немного понять, чем этот мужчина так привлекает женщин, что ради ночи с ним, готовы на все.

— Готова? — спрашивает он, чуть повышая голос.

Киваю.

— Да…

Стоцкий заводит мотоцикл и срывается с места, заставляя меня сцепить руки ещё сильнее. И только когда мы выезжаем на дорогу, в мою голову осторожненько так, будто совершенно незначимо, закрадывается мысль: «А куда мы едем? Я же не сказала адрес!»

Глава 22. Лишний

Игнат

Специально выбираю самый длинный путь до круглосуточного РеСтора. Петляю улицами, чтобы прийти в себя и не увезти эту девочку в свой дом. Закрыть, спрятать и заставить принять себя и свою жизнь. В конце концов, Ванька будет ей рад. Михаил говорит, что вспоминает часто. Как-то по-особенному Лера умеет рисовать животных, что они теперь стали получаться у Ивана.

Реальности неотвратимо смешиваются, не оставляя мне шанса, избежать последствий в виде болезненных и тягучих чувств, которые каждой ее улыбкой, каждым жестом и взглядом пробивают меня, заставляя раскручивать у себя в голове вариации нашей