Потом что-то произошло, это совпало с отъездом детей и смертью мужа, заболевшего кошмарным раком, словно какие-то мрачные силы вынесли ему приговор за никому не ведомые грехи. Когда она увидела сестру через несколько лет, та жила уже одна. Купила маленький домик на краю леса, с огородом. Сначала выращивала там овощи, потом огород заглох. Она перестала ухаживать за собой, красить волосы, теперь они спускались на плечи седоватой фатой. Чем больше делалось этих белых волос (а ведь ей едва исполнилось сорок), тем темнее казалось ее лицо. Загорелое, здоровое. Светлые глаза глядели испытующе, опасливо. Она отводила глаза, словно боялась, что через них кто-нибудь сумеет заглянуть внутрь нее и увидит там… Что? Что там можно было увидеть?

Они провели вместе два дня, готовили, сидели на скамейке в запущенном саду. Она заметила, что сестра занята собственными мыслями и оживляется лишь при виде собак, – у нее было три больших пса, похожих на волков, они не спускали с Ренаты глаз. Ей, гостье, было в их присутствии не по себе. Собаки глядели на нее изучающе, словно разбирались во всех нюансах ситуации.

В почти пустой гостиной висел домашний экран, озарявший помещение нежным серым светом. Она не сразу поняла, что на нем за картинка. Подумала, что это графическая абстракция, но подойдя поближе, распознала реалистические детали. Это был зимний пейзаж, вид сверху. Склоны гор, поросшие северным лесом; ели казались запятыми, хаотически разбросанными по белому листу. По просторной опушке двигались маленькие фигурки. Животные шли вдоль края леса, одно за другим, на равном расстоянии друг от друга, черные четкие силуэты – словно племя индейцев в поисках лучшего пристанища. Вереница уходила за пределы кадра и снова появлялась на противоположной стороне экрана. И так без конца.

– Это две стаи волков, объединившиеся на зиму, – сказала подошедшая сзади Рената и вдруг, к большому удивлению сестры, положила голову ей на плечо. – Посмотри, в каком порядке они идут.

Она вгляделась. Фигурки животных вовсе не были одинаковыми. Те, что спереди, оказались более мелкими и более сгорбленными. И расстояния между волками отличались.

– Все идут след в след за волчицей, это вожак стаи. За ней – самые слабые, – объясняла Рената, прижавшись к сестре, не глядя на картину, словно знала ее наизусть, до мельчайших деталей. – Старики задают темп всей стае, иначе они отстали бы и погибли. Потом самые сильные самцы, на случай, если стая подвергнется нападению. Это воины. За ними – самки и молодняк, женщины и дети – этих больше всего. А в конце – видишь этого одинокого волка? – Дальше всего отстоящий от остальных, он явно замыкал процессию, пересекавшую пустошь. – Свободные электроны. Чудаки. Для них тоже есть место в стае.

– А я думала, это собаки, – сказала она.

– Волка и собаку перепутать невозможно. – Рената отстранилась и подошла поближе к картине, чтобы показать сестре детали. – Волк крупнее, у него длиннее ноги, больше голова и массивнее шея. Смотри, тут хорошо видно. Хвост у волка более пушистый.

– А твои собаки?

– Волкособы, помесь. Но они не волки. Больше всего отличается взгляд. Собака смотрит разумно, вопросительно, преданно, а у волка взгляд совершенно другой – безразличный, но внимательный. От него пробирает дрожь.

Заговорив о волках, Рената явно оживилась.

Потом они вместе возились на кухне, выпили немного вина. Это был последний раз, когда они виделись у Ренаты дома. Она запомнила их прощание на пороге.

– Знаешь, животные мастерски распознают желания, – сказала вдруг Рената, словно заканчивая какой-то разговор, которого на самом деле не было. – Мы могли бы учиться этому у них, если бы такое вообще пришло нам в голову. Будь у тебя такая способность, ты бы знала, что я хочу сделать и почему. И приняла бы это спокойно, без малейшей тревоги.

Но тогда она вообще не поняла, что имеет в виду старшая сестра.

Когда стемнело, приехали родители с Ханной. Лицо матери – бледное и встревоженное. Казалось, она все время стискивает губы, словно твердит самой себе: «Потерпи немного, придется еще чуть-чуть помучиться». Однако это не было связано с решением Ренаты. У матери всегда было такое выражение лица. Она носила его как форму. Заявляла с его помощью: «Просьба обращаться только по действительно важным вопросам». Отец в последнее время производил впечатление человека совершенно оторванного от мира, трудно было понять, что он на самом деле чувствует и чувствует ли вообще. Порой он принимался ни с того ни с сего насвистывать в такт какой-то своей внутренней жизни, куда никто по-настоящему не имел доступа. Единственным, кого он замечал, была жена.

– Когда это должно случиться? – спросила пожилая женщина, едва они вошли. Спросила так деловито, словно речь шла о какой-то неприятной процедуре, которую нужно перетерпеть ради того, чтобы потом стало лучше.

Она передвигалась при помощи ходунков.

– На рассвете. Солнце встает очень рано, – ответила дочь и помогла матери преодолеть ступеньки.

Ханна была хорошей внучкой, она разложила в комнате их вещи, которых было немного (всего одна ночь), вечером приготовила травяной отвар. После ужина, который они съели практически молча, мать уселась, выпрямив спину, в руках она держала открытую на первой странице информационную брошюру. Она выучила ее почти наизусть, но по-прежнему не могла этого понять.

– Я только хочу уточнить, – спросила она раздраженным тоном. – Это что-то вроде того, как отдают свое тело для исследования? Так, как это сделали мои родители, да? Тело во имя науки.

Младшая дочь подбирала слова, чтобы ответить, но – кажется – не была уверена, что мать захочет ее выслушать. Вопрос был явно риторический.

– Она умерла, – сказал отец и похлопал жену по руке, после чего потянулся к лежащему на столике пестрому журналу и быстро перелистал разноцветные страницы. Рената не знала, что́ он чувствовал. Теперь, больной деменцией, он сделался самым загадочным существом на свете. Белку ей было бы понять легче, чем собственного отца.

– Мы ее еще увидим? – процедила мать. – Ее еще можно как-нибудь… ну… обнять?

– Я тебе говорила, что нет, – ответила внучка. – Мы уже прощались с ней зимой, несколько месяцев назад.

– Тогда зачем она нас снова позвала? – спросил дедушка.

– Она никого не звала. Она уходит, а мы хотим увидеть, как это произойдет, – ответила младшая дочь.

– Это обязательно? – буркнул отец.

Мальчик, однако, появился. Он прибыл на старомодном авто-мотоцикле, облаченный в черный блестящий костюм, распространяя запах алкоголя. Сын Ренаты недавно развелся. Семья сидела на террасе, уже успев превратить часть цветных пирожных в разноцветные крошки, которые завтра склюют птицы. Мальчик снял шлем.

– К чему весь этот цирк? – сказал он. – К чему весь этот паноптикум, этот таинственный центр, похожий на психбольницу, которой он, по всей видимости, и является? Психушка. Все вы психи и позволили втянуть себя в безумную затею.