для его же блага. Я знаю, что ты сильно к нему привязалась, но прошу тебя, Альва, будь добра, перестань с ним общаться.

– Пфф. – Еще чего! Уже одна эта просьба укрепила ее решимость повидать Джеремайю сразу же, как только она оправится после родов.

– Я серьезно, Альва. От него одни только беды. – Вилли протяжно выдохнул и уставился взглядом в пол. – По милости дяди Джеремайи мы теперь все у него в заложниках. Счета заблокированы до тех пор, пока вопрос с завещанием не будет урегулирован. Нам остается только ждать. Одному богу известно, чем это кончится и что нам в итоге достанется.

Что нам в итоге достанется? Альва смотрела на мужа, чувствуя, как у нее глаза вытаращились от изумления.

– Строительство нового дома придется пока приостановить.

– Что-о? – опешила Альва. Она-то думала, что деньги, на которые претендует Джеремайя, должны быть выделены ему непосредственно из наследства Билли. Ей и в голову не приходило, что Джеремайя станет покушаться на наследство Вилли. Она рассчитывала, что на эти деньги они построят новый дом, с их помощью клан Вандербильтов займет видное положение в обществе, и она проторит дорогу в высший свет своей дочери и будущим детям.

Семейное срочное дело теперь приобрело для Альвы совершенно новый смысл, поскольку тяжба влияла на ее планы. Ставила под угрозу будущее ее дочери. В душе Альвы боролись противоречивые чувства, желание поддерживать Джеремайю пропало мгновенно, как внезапный сход лавины. Возможно, она все-таки начала перенимать природу Вандербильтов.

Глава 16

Каролина

В сопровождении дворецкого Пендлтонов Каролина шествовала по длинному коридору, увешанному фамильными портретами и огромными гобеленами. Из бального зала доносилась фортепианная музыка. Каролина надеялась проскользнуть в зал, не привлекая к себе внимания, но не стоило рассчитывать на то, что она останется незамеченной. Она притягивала к себе взоры, с ее появлением менялась атмосфера в любой комнате, куда бы она ни вошла. Поэтому, ступив в бальный зал Пендлтонов, она ничуть не удивилась тому, что к ней мгновенно обратились взгляды всех присутствовавших. Питер Марье, составлявший ведущую пару котильона, перестал называть фигуры, и танцоры остановились. Пятнадцать матрон, сопровождавших юных девиц, а с ними и Уорд Макаллистер (все они сидели по периметру зала) встали, отвешивая ей поклоны.

Казалось, все рады ее появлению, кроме родных дочерей. Каролина заметила, как Шарлотта и Кэрри мгновенно сникли, будто им подрезали крылышки. При виде матери Шарлотта закатила к потолку глаза, Кэрри покраснела, морща лоб. У Каролины больно сжалось сердце.

Когда она стала врагом своим дочерям? Было время, они постоянно крутились возле нее, стараясь быть поближе. Спорили, кто из них будет сидеть у нее на коленях, кто – рядом, кто будет держать за руку. С некоторых пор они вели себя так, будто знаться с ней не хотели. Как же они не понимают, что Каролина уже потеряла Эмили, отдав ее замуж за Джеймса Ван Алена? Теперь Каролина жалела, что не была более строга с Эмили, не топнула ногой, когда та начала встречаться с Ван Аленом. Слава богу, Хелен обручилась с Рузи Рузвельтом, и она избавилась от Дункана Брайера, однако расслабляться было рано: она не могла допустить, чтобы Шарлотта или Кэрри сделали неподходящую партию.

– Продолжайте, прошу вас. – Каролина милостиво взмахнула рукой.

Миссис Пендлтон предложила ей занять троноподобный стул работы Генри Уильямса – обитый бархатом, украшенный позолотой и симпатичными медальонами. Уорд Макаллистер сидел рядом с ней на стуле из орехового дерева с жесткой спинкой. Еще была только среда, а Каролина на этой неделе уже трижды встречалась с ним. В понедельник они составляли репертуар Академии на следующий год; во вторник после обеда он помогал ей с планом рассадки на предстоящем званом ужине в честь Александра II, а вечером они вместе посетили роскошный ужин в доме их общего друга – господина Фрэнка Грея Грисвальда. Казалось бы, им больше нечего сказать друг другу, но Макаллистер уже довел до сведения Каролины, что, по слухам, миссис Альва Вандербильт нелестно о ней отзывается.

– Какая наглость! – воскликнул он. – Назвать вас старомодной и холодной! Я никогда не слышал, чтобы вы слово грубое о ком-то сказали, если этот человек вас не спровоцировал.

– Миссис Вандербильт только и делает, что меня провоцирует, – ответила Каролина, не отрывая глаз от дочерей, пристально наблюдая, как они воспроизводят различные фигуры и сложные па. Конечно, она знала, что ее девочками двигало не одно только желание научиться танцевать котильон. Истинная причина, побудившая их прийти на урок, причина, заставившая утром с особым тщанием заниматься своей внешностью, крылась в том, что на репетиции присутствовали молодые мужчины.

– Так, так, так, – заговорщицким шепотом произнес Уорд, – вы только взгляните. – Он дернул головой в сторону Шарлотты, которая только что уронила перчатку, глядя в глаза Питеру Марье.

Каролина обомлела. Шарлотта неуклюжей никогда не была и сейчас перчатку уронила не случайно: это было зашифрованное признание в любви. Наверно, ее дочерям трудно представить, что их мать когда-то тоже впервые выходила в свет и на балах через всю залу посылала тайные сообщения Уильяму Бэкхаусу Астору-младшему – роняла перчатку, или веер держала определенным образом, или теребила носовой платок, – уверенная в том, что ей удается обмануть сопровождающих. В общем, Каролина знала все эти девичьи трюки и особые знаки. Времена, может, и менялись, но тайный язык любви оставался неизменным.

– Великолепно. – Питер Марье хлопнул в ладоши. – Отлично. Превосходно. Давайте еще раз. Все по местам! По местам. – Придерживая Шарлотту за талию, он повел ее на позицию. Что-то шепнул ей на ухо, заставив ее улыбнуться.

Неужели Питер Марье с ней флиртует? Каролина отметила, что Шарлотта, танцуя с другими мужчинами, не могла оторвать глаз от Питера Марье. Тот был статен и высок ростом, имел темные волосы, красивые темные глаза и лицо, вызывавшее восхищение. Но он был далеко не юн, зарекомендовал себя завзятым насмешником и убежденным холостяком.

Тем временем младшая дочь Каролины, Кэрри, которая совсем недавно начала выходить в свет, поскольку ей только-только исполнилось шестнадцать лет, кружилась и порхала от одного партнера к другому. Смелая невозмутимая девочка. Не то что ее самая старшая дочь. Эмили в ее бытность дебютанткой была нерешительна и застенчива. Пока другие девушки танцевали, ее драгоценная Эмили старалась казаться незаметной: плечи опущены, большие карие глаза смотрят в пол, губы шевелятся, считая шаги. Тогда Каролина испытывала щемящую нежность к Эмили, вспоминая, как она сама робела и тушевалась на своих первых балах. Каролина созерцала в воображении эти картины и вдруг увидела, что Кэрри, обнажая в танце лодыжки, украдкой бросает томные взгляды на молодого Рейнхардта, который находился в другом конце зала.

Она пришла в ужас. Откуда в ее дочерях столько пыла? Другие юные леди сдерживали свои чувства. Но не ее девочки. Они подчинялись голосу сердца, а не разума.

* * *

По прибытии домой Каролина собрала дочерей в гостиной. Девочки сидели бок о бок на атласном диване. Спины держали прямо, руки – на коленях. Хейд, как всегда предугадав желание Каролины, принес ей чашку чая и затем занялся камином. В комнате стояла тишина. Девочки ждали, когда мать заговорит, но Каролина еще не была