– На завтра камера семнадцать, – подытожил он и поспешил выйти из жуткой комнаты.

В лаборатории продолжали искать все новые пути подключения людей к Касси. Это всегда давало один и тот же результат – плачевный. Программа выдавала сбой, и человеку приходилось за три часа переживать самый чудовищный сценарий жизни, такой страшный, на какой только был способен его мозг. А на втором уровне в основном были люди с хорошей фантазией, не чета мне. Такое мало кто способен был пережить. На последнем кругу ада, да еще в ускоренной перемотке. Обычно после этого не приходили в себя. Прервать этот ад было невозможно. Что-нибудь перегорало. Либо компьютер, либо человек. Для сотрудников лаборатории оба варианты были трагичными. Первым в ту комнату привели Андраса. Камера семнадцать. Его вели охранники. Он попытался вырваться, разбил стойку с сыворотками категории Z, но никакого результата этот бунт не принес. Парень из центра поддержки сделал укол и подключил датчики. Мы начали наблюдать за работой мозга. Поначалу все шло хорошо. Казалось, что программа уже просчитала и распознала его, когда вдруг что-то пошло не так и его сознание выбрало худший из вариантов. На экране отображались страшные картины личного ада Андраса.

– А если я тоже войду в лабиринт? – спросила вдруг я, когда на экране Андрас, вместе со своим отрядом, оказался окружен пламенем пожара.

– Во-первых, невозможно, потому что его нет в программе, а, во-вторых, вспомни, чем заканчиваются ловушки, – отозвался парень, делая глоток из стаканчика с кофе.

– Можно выбрать тот вариант, который ни ты, ни я раньше не выбирали, – спокойно ответила я.

– Так хочется умереть?

– А тебе нравится так жить? – спросила я.

Никому не известно, сколько времени Андрас провел в аду. Это могло быть и несколько дней, и несколько десятков лет, в зависимости от характеристик мозга. Три часа на экране и целая вечность для человека. И все ради статистического анализа. В тот раз Андрас выбрался, но мы тогда не знали, что это большая удача. Выживал один из четырех.

Стекла действительно заменили решетками. Вообще-то, это мало что изменило. Разве что подопытные завели привычку пугать Алису, высовывая сквозь решетки к ней руки. Она визжала, шарахалась к другой стене, но там была точно такая же камера с таким же веселым подопытным. Визг стоял страшный. В себя она приходила по несколько часов. Как Кроцелл всех ни упрашивал оставить ее в покое, упускать возможность так повеселиться никто не хотел.

Вечером того дня, когда стекла заменили решетками, Гасион встал при виде меня и прижался к широким металлическим прутьям. Через силу мне все-таки удалось сделать шаг вперед, хотя в тот момент я испугалась почище Алисы. Он как-то растерянно посмотрел, а потом вдруг протянул руку к моему уху. Пришлось вдохнуть поглубже, чтобы не отшатнуться. Он медленно убрал свою руку от моего лица и раскрыл ладонь. В руках у него был ужасно-желтый и невероятно красивый цветок.

– Магия, – улыбнулся он.

Я осторожно взяла в руки цветок. Он так не сочетался с этим коридором, что просто не верилось в его существование. Впервые за долгое время я почувствовала что-то напоминавшее радость. Благодаря Z-136 я благополучно забыла о любых эмоциях. И хороших, и плохих. Вторых было больше, но ведь настоящая радость – это так здорово. Точно помню…

Гасион протянул через решетку ладонь и посмотрел на меня. В его глазах появилось нечто новое, яркое и живое. Я осторожно прикоснулась к руке. Он задумчиво провел пальцами по моей ладони, как будто хотел запомнить этот момент.

– Мне пора, – сказала я и поспешила отойти от решетки.

Вместе с отголоском радости пришли и мысли о Линче, который сейчас неизвестно где, Астрее, тихо умирающей в камере, в том числе и по моей вине, Канзе, который больше не наливал мне бесплатные коктейли, и еще тысяче плохих вещей. Первым, что пришло на ум, было Z-136, но потом я решила пойти в бар к Канзе. Может, хоть с ним удастся помириться.

Промозглый ветер, смешанный с изморосью, напомнил о том, что зима уже в самом разгаре. Горы по окаемке горизонта скрылись в уютном одеяле тумана. Небо утратило все цвета, превратившись в испорченный карандашный набросок, который в зависимости от времени суток то темнел, то светлел. Сейчас небо было грязно-серого цвета. Последний оттенок, перед тем как стать абсолютно черным. В баре ничего не изменилось. То есть иллюзия была, как и всегда, новой. На этот раз горное озеро в звездную ночь, но здесь все также было много народа, все также Канза стоял за стойкой и продавал радость, грусть, решительность… Ну, или просто хороший кофе для людей без фантазии.

Тут я заметила, как Канза мимолетным движением дотронулся до виска и поморщился. В этот момент он заметил меня и явно удивился моему появлению.

– Кофе, пожалуйста, – попросила я, как ни в чем не бывало.

Канза смерил меня насмешливым взглядом, потом все-таки начал готовить кофе.

– Давно? – одними губами спросила я, когда Канза приблизился ко мне с чашкой. Кроу сделал вид, что не понял, о чем идет речь. Мне было понятно, что скоро его отправят в Тортур, к инфицированным. Вряд ли его отберут для исследований. Он выглядел уставшим и больным, а оттого казался намного старше своих тридцати с лишним лет. Он скользнул взглядом по столику на «берегу» горного озера. Я пригляделась и чуть не вскрикнула. За ним сидел его величество Алекс Агарес собственной персоной. Старик наблюдал за столиками над ядовито-голубой гладью озера. Я решительно взяла чашку с кофе и направилась к нему. Канза хотел было меня остановить, но не успел.

– Простите… У Вас есть минута? – я сама немного оторопела от своей невесть откуда взявшейся смелости.

– Как видишь, – ответил Агарес. Больше всего он напоминал старую рыбу, которую выбросило на берег. Иллюзия озера рядом смотрелась очень органично.

– Что будет дальше? Вирус… – договорить я не успела.

– Понятия не имею, – хмыкнул старик. – Иногда это не так уж плохо, Морган. Не иметь понятия о том, что будет дальше. Пирр говорит, что так интереснее… – пояснил он, помолчал, а затем вдруг с раздражением продолжил. – Руби Корса, Руби Корса… Чертова последняя надежда. Он использует умирающих в своих интересах, да и все. Пока кто-нибудь не найдет способ изменять будущее, все будет продолжаться в том же духе.

Я вздрогнула. Руби Корса. Это имя в последний раз я слышала от Линча. Если честно не ожидала, что Агарес знает о нем. То есть не ожидала услышать это имя от него.

– Морган, либо садись, либо иди отсюда, – рявкнул Агарес. Я опомнилась и отошла к барной стойке.

Канза все это время ошарашено наблюдал за самой странной сценой в истории бара оптических иллюзий.

– Мир? – протянула я ему руку. Он угрюмо кивнул. Когда Агарес вышел из бара, я все-таки решила поинтересоваться у Канзы:

– Ты что-нибудь знаешь о Руби Корса?

– То же, что и все. Последняя надежда, как выразился его величество, – саркастически хмыкнул Кроу и поставил передо мной тарелку с сэндвичами.