Мыслей нет, я отпустила себя, и сейчас лечу в самую бездну, в эти горячие объятия того, кто в конечном итоге растопчет меня.

Андрей Ведёт влажными губами по коже, оставляя жгучий след, знак, метку. Я чувствую, как руки жадно сжимают тело, и как порочно он покусывает плоть. Мне бы сопротивляться, а вместо этого плавлюсь в руках. Лепи из меня что хочешь.

Из-за высокого разреза одна нога оголилась настолько, что видно и бедро, и тонкую полоску бесшовных трусиков, и это, разумеется, не ускользает от внимания Андрея. Глаза становятся черными, не видно радужной оболочки, его полностью топит безумие и похоть, потому он начинает вести пальцами по ноге и приближается к самой промежности, когда я неожиданно дергаюсь, не готовая к дальнейшему. Это все слишком. Нет.

Он замечает и прикрывает оголившуюся плоть тонким розовым шифоном.

— Не сдержался. Пожалуйста, не мучь меня так, я же не железный. Чуть не сдох, пока ты танцевала с этим смертником, — гулко говорит, уткнувшись лицом в шею, все еще тяжело дыша как после марафона. — Если я еще раз увижу этого говнюка так близко к тебе, то сломаю ему обе ноги.

Да ладно. Сломает. Градус напряжения дает о себе знать.

— Да ты что? Какое вообще право ты имеешь на это?

Я пытаюсь вывернуться из сильных объятий, но оказываюсь в зыбучих песках. Чем больше сопротивляюсь, тем сильнее вязну.

Не смотрю на Андрея, но, когда он сильнее сжимает талию и тучнее придвигает бедра, так, что я ощущаю возбуждённую плоть, паника в крови несётся быстрым и стремительным потоком.

Тягучее возбуждение вперемешку с гневом давит на тело.

— Какое право, говоришь? А ты мне дала возможность заявить права? Ты хоть на один звонок ответила? Ты согласилась на встречу? — бьет наотмашь, не щадит. — Ты лишь по-детски смогла отшить меня в сообщении, но даже не соизволила выслушать! Так что теперь я буду заявлять свои права так, и ты, будь добра, говори мне в лицо все, что думаешь! — злобно высказавшись, отпускает меня, осторожно ставит на пол, не выпуская из объятий.

Носки босоножек упираются в идеально блестящие мужские туфли, и все, о чем я думаю, — это туфли. Как они ему идут. Бред собачий. Я пытаюсь сейчас отвлечься, чтобы не пороть горячку, но не выходит.

Разрывает от эмоций. Словно меня проткнули как долбанный воздушный шарик. Только вот вышел из меня не воздух, а невысказанная боль.

— Зато ты легко забылся с новой легкодоступной красавицей. Так типично для тебя, да? Так какие ко мне претензии?

— Что? Да я со стояком хожу как малолетний подросток! Только о тебе думаю, а ты мне еще приплетаешь кого-то? — затем замолкает и неожиданно смеется. — Ревнуешь, приятно, черт, — приближается к самому носу и выдыхает в губы. — Это моя сестра, единокровная! Такая заноза в заднице, что словами не передать, кстати, безумно мечтает с тобой познакомиться.

В душе лопается что-то, меня отпускает, так отпускает, что я почти готова сорваться и обнять его, но торможу и запрещаю себе даже двигаться.

Но для Андрея это не предел, он сильнее сжимает меня и утыкается в макушку.

— Ты теперь только моя, запомни это.

— Не надо, ты ведь получишь свое и забудешь мое имя, — шепчу в полубессознательном состоянии, крепко прижатая к мужскому телу. — Я не хочу стать игрушкой для постельных утех. А ты ведь поиграешь и бросишь.

Неожиданно меня вновь окутывает аура озлобленности и какой-то отрешенности, потому что Андрей снова дергает меня на себя и приподнимает так, что я обреченно смотрю прямо в черный омут.

Яд этого мужчины впрыснулся в кровь уже давно и сейчас несётся по венам, максимально зажигая изнутри мой организм ярким огнем. Вся пропитана им, но из последних сил пытаюсь не сорваться в пучину порока.

— Не получается, засела у меня в мозгах, выпотрошила весь разум и заставила страдать, — жадно вдыхает воздух, зарываясь в копну моих растрепанных волос.

Слышать приятно. Но «приятно» граничит с «больно», вбивая очередные гвозди в распятую душу. Андрей снова впивается в шею и наверняка оставляет засос, потому что с безумной силой вколачивается в нежную кожу.

— Ну найди себе кого-то выпустить пар, — почти плачу, пытаясь оттолкнуть от себя. Руки скользят по широким плечам, и в какой-то момент я понимаю, что не отталкиваю, а тяну на себя.

Мужчина резко отстраняется и глядя в глаза, выдыхает прямо в губы:

— Мне не нужна другая, я хочу тебя. Вот в чем загвоздка.

Подхватывает меня за бедра и втискивается между ног. Жадно впивается в губы, насилуя меня языком. Это то, что мне не нужно, но я отвечаю и горю. Уже сгорела.

И я срываюсь, как безумная, пытаясь дотянуться до всего сразу. Изучаю сантиметр за сантиметром каждую морщинку, шрам и впадинку. Пальцы порхают и ласкают щетинистое лицо, опускаются ниже и сковываются замком за шеей.

Задыхаюсь не столько от нехватки живительного кислорода, сколько от мужского запаха, заполнившего меня изнутри. Плотным кольцом эмоции душат, словно мечусь в клетке, когда мы отрываемся друг от друга, и я шепчу.

— Мне страшно.

Губы саднит, я замечаю капельку крови на нижней губе Андрея и машинально касаюсь кончиками пальцев.

Он жадно следит за моими движениями и прикусывает подушечки, слизывая языком влагу.

— Ничего не бойся, я тебя спасу всегда.

— Спаси меня от себя, — обреченно выдыхаю, обнимая мужчину за шею.

АНДРЕЙ

Если это не звучало как капитуляция, то я долбанный принц Гарри, правда без проплешин. Держу ее сейчас в руках и упиваюсь радостью, пусть и злюсь, пусть хочу высказать и дальше все, что думаю. Но главное, чтобы вот так близко стояла и успокаивала меня лишь одним присутствием и божественным запахом.

Девочка утыкается в распахнутый ворот рубашки, прямо в ключицу, а у меня тормоза скоро откажут. Как можно быть с такой ууух девочкой и просто стоять без задних мыслей?

Замечаю откинутую на пол удавку, моя страстная фурия постаралась. Сколько в ней внутреннего огня?

В мечтах я уже побывал в ней под самими изощренными углами, но мысль о слоупке из зала летает назойливой мухой и портит всю малину.

— Прежде, чем пойти дальше. Для успокоения моих старческих нервов: кто этот поця мамина доця?

Еся недовольно хмурится, чувствую это даже не смотря на нее. Просто чувствую. Затем приподнимает голову и глядя мне в глаза шепчет:

— Это мой друг, мы вместе танцевали когда-то. А сейчас у него увлечения среди мальчиков в Париже, так что не думай…не думай ревновать. У меня нет табуна мужиков за спиной.

Я смотрю в ее глаза и понимаю, что даже если бы был, я бы нашел каждого и подвесил за их фаберже.

Облегченный выдох кажется слишком громким в этой тихой коморке, так что моя счастливая улыбка расползается на всю харю, на что Еся толкает меня в грудь и вновь пытается вырваться.