– А, это я, – признался Рождественский Поросёнок, который, как всегда сжимал свой животик, чтобы шарики не подпрыгивали. – У меня шарики в животе.

– Ну, постарайся, чтобы они не шумели, хорошо?

– Попробую, – сказал Рождественский Поросёнок и крепче прежнего уцепился за живот.

Они заспешили дальше. Компас, катясь по камням, так скрежетал своим металлическим ободком, что Джек подумал: зря он привязался к Рождественскому Поросёнку за шарики в животе. Компас, будто бы прочитав его мысли, заявил:

– Жесть для таких вот авантюр не очень подходит, потому как слух у Потеряха острый, но, сказать вам по правде, меня, когда он появляется, всякий раз такой азарт пробирает! Да вы не переживайте, – добавил он, заметив, какой перепуганный взгляд бросил Джек на Рождественского Поросёнка, – со мною пока ещё никого не съели! Люблю я водить Потеряха за нос. Взъелся он на меня – аж жуть!

– А как ты сам потерялся, Компас? – пропыхтел Рождественский Поросёнок.

– Выпал из рюкзака в походе, – бодро доложил Компас. – Собственно говоря, хозяин меня тогда уже во второй раз выронил. В первый – разбил мне стекло и повредил стрелку, работал я с тех пор ненадёжно, вот он и не стал меня разыскивать, когда потерял в джунглях. Так что ржавею я теперь у ствола банановой пальмы, и вряд ли меня когда-нибудь найдут. Кому сломанный компас-то нужен?

– Но при этом дорогу в Город Разлучённых ты всё-таки знаешь? – с трудом выговорил Джек. У него давно уже кололо в боку от быстрого бега.

– Ну, на этот счёт не переживайте, – беспечно сказал Компас, – хотя мы, пожалуй, немножко походим зигзагами, чтобы поинтереснее вышло. Да и вообще, с тех пор как я оказался на Пустоши, я успел изобрести кучу новых способов указывать вещицам верный путь. Угадаете, как?

– Нет, – ответил Рождественский Поросёнок, пытавшийся двигаться со всей быстротой, с какой его несли короткие задние лапки.

– Придумываю басни с моралью, изобретаю афоризмы. Хотите послушать какие?

– Да, конечно, – согласился Джек, догадавшись, что именно такого ответа Компас и ждёт.

– Северо-северо-запад – дело хорошее, но лишь мудрый идёт в обход, – гордо сообщил Компас.

Джек ничего не понял и обрадовался, когда Рождественский Поросёнок сказал:

– Как это верно.

– Точно подмечено, да? – Вид у Компаса был очень довольный. – Если хотите, могу ещё басню с моралью рассказать.

– Да, было бы здорово, – с трудом выдохнул Рождественский Поросёнок.

– Жили-были три компаса, – начал Компас, – большой, средний и маленький. Большой указывал дорогу в гору, средний водил судно по морям, а маленький обронили в огороде на грядке. Мораль такая: «Из дружбы с редиской толку не будет».

Джек с Рождественским Поросёнком изобразили интерес и изумление, чему Компас явно обрадовался, а потом они втроём побежали дальше по заснеженным валунам и холодной гальке, и бок у Джека разболелся пуще прежнего.

Бег сквозь ледяную мглу продолжался, по их ощущениям, много часов. Время от времени то Джек, то Рождественский Поросёнок падали, а потом помогали друг другу встать. Теперь казалось, что, с тех пор как им удалось подремать в Коробочке, прошла целая вечность, но Джек от испуга и подумать не мог про сон. Время от времени в темноте возникали какие-то силуэты, было страшно, что это Потерях или те самые странные вещи, о которых говорил Компас, но, когда они подбегали ближе, всякий раз выяснялось, что это просто заросли чертополоха.

– Где твоё одеяло? – спросил Рождественский Поросёнок, заметив, как Джек дрожит в своей пижаме.

– Случайно в баке забыл, – пропыхтел Джек. – Мне нормально.

Если только они сумеют благополучно переправиться через Пустошь и их не съест Потерях, они обязательно отыщут Пока. Мысль о том, что он прижмёт к себе такое знакомое пушистое тельце Пасёнка и вдохнёт его родной запах, заставляла Джека бежать дальше, несмотря на стужу и сбитые ноги.

Вдруг по Пустоши разнёсся жуткий вой.

– Потерях? – так и ахнул Джек. – Сюда идёт? Надо прятаться?

– Нет, – ответил Компас, не останавливаясь. – Это боль.

– Чего-чего? – не понял Джек.

– Боль, – повторил Компас. – Человеческая боль. Понятно, что любой только рад избавиться от боли, вот все боли и оказываются на Пустоши, бродят тут стаями и воют. Жалко их, если по-честному. Невесело, наверное, быть…

Тут Компас опять остановился. Перед ними, перегораживая тропу, возникли два тёмных силуэта.

Джеку эти силуэты показались матерью и ребёнком, однако он уже перестал доверять своим чувствам, так что покрепче прижался к Рождественскому Поросёнку.

– Кто идёт? – окликнул Компас.

– А вы кто? – ответил дрожащий голосок.

И тут из темноты вышла девочка, она же – Рождественский Ангел. Одно крыло у неё было погнуто, лиловое с золотом платье порвано, а лицо она заслоняла левой рукой. За другую руку её вёл тот самый Голубой Зайчик, которого в Не Там у них на глазах столкнули в мусоропровод. Был он всё таким же грязным, шёрстка слиплась.

– А ты чего лицо прячешь? – с подозрением обратился к Ангелу Компас.

– Потому что, если я тебе его покажу, ты сбежишь, – ответила Ангел. – Все, кому я его показывала, сбегали, кроме вон Голубого Зайца.

– Сейчас не до пряток, – сурово объявил Компас. – Откуда мне знать, что ты не шпионка Потеряха?

Ангел опустила руку. Голова у неё треснула, лицо разбилось. Одного глаза не хватало, на щеке зияла дыра. Джек ахнул, она услышала, из уцелевшего глаза скатилась слеза. Ангел снова прикрыла лицо и заплакала.

– Знаю я, что изуродована! – всхлипывала она. – Меня собака погрызла!

Вот только ахнул Джек не потому, что испугался её лица. Он ахнул, потому что узнал её. Узнал лиловое с золотом платье, растрескавшиеся завитки волос, блестящие пластмассовые крылья – это их Рождественский Ангел, тот, которого выбрала бабушка, а потом пожевал пёсик Тоби. Джек одного не мог понять: почему она здесь, в Стране Потерь, – ведь Тоби её уничтожил…

– Если вещь сломана, это ещё не повод отправить её на Пустошь, – объявил Компас с ещё большим подозрением в голосе. – Сколько на свете вещей, побитых и поломанных, которые хозяева ценят так, что глаз с них не спускают!

– Меня в моей семье никогда не ценили! – возразила Сломанный Ангел, пытаясь удержать слёзы. – Меня купили на замену их любимому ангелу! Купили впопыхах, потому что в магазине была толпа народу – я им даже в момент покупки не понравилась, я это сразу поняла.

Джек почувствовал себя страшно виноватым. По счастью, единственный свой глаз Ангел закрывала рукой, так что вряд ли бы его узнала.

– Меня прикрепили на макушку ёлки, но другие игрушки отнеслись ко мне очень враждебно, – продолжала всхлипывать она. – Все оплакивали старого ангела, своего друга и вождя! А потом, потом…