Пронзительный писк телефона прервал поток директорского красноречия. Извольский схватил трубку.

— А? Да?

И, немного погодя:

— Нет, не могу! Занят! Пусть ждет в предбаннике!

Шваркнул трубку на стол и вдруг неожиданно вынул из стола красную пластиковую папку.

— Держите!

— Что это?

— Документы по программе «Лира».

Денис заинтересованно листал страницы. Папка была пухлой и толстой, и документы в ней, как с первого взгляда заметил Денис, были отборные, как зимняя клубника в дорогом супермаркете. Такие документы могли бы сделать карьеру любого следователя, — ежели ему будет приказано изобличить угольных воров.

— Да потом посмотрите, — нетерпеливо сказал Извольский. — А по поводу этого закона в помощь шахтерам, который предлагали мэр и Луханов. От этого закона мой завод бы подох, а шахтерам, будьте уверены, ни копейки бы ни перепало. Что в областной бюджет попало, то пропало. А отличительной чертой законопроекта было поступление денег даже не в бюджет, а во внебюджетный фонд, руководил которым, вы будете смеяться, все тот же господин Луханов. Защитник интересов рабочего класса. Кстати, сейчас вопрос о фонде снова всплыл.

Денис перелистнул очередной контракт, сколотый степлером, и с удивлением обнаружил, что не все в папке занимали документы. Внизу под бумагами лежал прозрачный пластиковый пакет, а в этом пакете лежали увесистые пачки долларов. Их было ровно десять штук, видимо, по десять тысяч каждая, и семь из них лежало внизу, а три выпирали сверху. Денис открыл рот и уставился на Извольского.

— Берите-берите, — сказал директор, — это все ваше.

Денис пожал плечами и выложил пластиковый пакет с долларами на стол Извольскому.

Извольский сглотнул и вдруг неожиданно сказал:

— Черяга. Денис. Мне откуда-то ваша фамилия знакома.

— У меня брата позавчера убили, — ответил Денис, — когда стреляли по пикету. Вадима.

Каменное лицо Извольского ничуть не изменилось.

— Приношу соболезнования, — сказал он, — только я этого не делал. Там, говорят, какие-то отморозки подъезжали на «Бехе»…

— «Бехе» или «Мерсе» с ахтарскими номерами, — подтвердил Денис, — почему бы вам не отдать приказ их отыскать?

— Отдать приказ? Я руковожу заводом, а не УВД.

— В самом деле? Но судя по рассказам о том, как гаишники перекрывают для вас трассу, вы руководите в городе очень многим. В том числе и УВД.

— Отдай папку, — сказал Извольский.

— Что?

— Папку с «Лирой» отдай, твою…! Я не затем за эти документы платил, чтобы копия лежала на столе чернореченских бандитов!

Кровь бросилась Черяге в лицо.

И неизвестно, что бы он ответил директору, если бы в этот момент дверь кабинета не распахнулась, и на пороге не показалось новое действующее лицо: крепкий парень лет тридцати с кошачьей походкой борца и крутыми, как круг пошехонского сыра, плечами.

— Ну че ты меня в предбаннике маринуешь? — сказал парень, — я тебе кто, мэр?

Извольский отчаянно взглянул на следователя и густо покраснел. Смотреть на краснеющего Извольского было так же удивительно, как смотреть на краснеющего гепарда.

— Всего хорошего, — сказал Черяга, вставая, — вы, Вячеслав Аркадьевич, кажется, сказали, что с урками не водитесь. Сей субъект, очевидно, является плодом моего собственного воображения. Имею честь оставить вас наедине с моей галлюцинацией.

И прежде, чем Извольский успел опомниться, вышел из кабинета, сжимая в руках красную папку.

* * *

Едва за следователем захлопнулась дверь, Извольский в бешенстве обернулся к новому посетителю и заорал:

— Я сказал — подождать в приемной? Если я говорю — ждать в приемной, ты будешь ждать в приемной! И мэр будет ждать в приемной! И представитель президента будет ждать в приемной — понял?

Водянистый взгляд новоприбывшего смерил директора с ног до головы.

— Понял, — сказал он, — а только вчера ко мне Кунак приходил. Предъяву делал.

— Какой такой Кунак?

— От Негатива. Зачем, спрашивает, Чижа завалили?

— Какого Чижа? — с досадой сказал Извольский.

— Вчера двоих загасили, забыл? Один шахтер, а другой Чиж — бригадир Кунака. Он пикетчикам рубон вез.

— А я тут при чем? Я тебя что, людей Негатива убивать просил?

— Да не кипишуй! Кто же знал, что он под хлеборезку сунется… В общем, недовольны ребята. На разбор зовут.

— Это твои проблемы.

— Что значит — мои? Мне, что ли, эта забастовка мешает?

— Слушай, Премьер! Ты мне обещал, что пикетчиков к завтрашнему утру не будет? Обещал? — спросил Извольский. — Где твои обещания — в заднице?

— Ну значит так, — усмехнулся Премьер, поднимаясь, — будет разбор, я скажу, что все в норме, перед Негативем извинюсь, а с Чижом косяк на тебе.

— Что значит — на мне? Его кто убил? Я?

— Заказывал — ты. Я тебя защищать не буду. Ты меня за лоха держишь. Сначала подписал на пикетчиков, а теперь — в кусты?

Лицо Извольского побледнело от ярости.

— Я ни в какие кусты не лезу, ясно? Ты мне обещал снять пикеты — ты их снимешь. А если ты меня сдашь своим коллегам по цеху, то мне Могутуев знаешь как давно предлагает холку тебе намять?

Могутуев был начальник городского УВД.

— И как же я пикеты сниму? — спросил Премьер.

— Это твои проблемы. Я тебя не спрашиваю, как мне сталь прокатывать?

Премьер пожал плечами и вышел из кабинета.

* * *

Спустя пять минут после ухода Премьера на столе Извольского замигала лампочка селектора, и тонкий голосок секретарши сказал:

— Вячеслав Аркадьевич! К вам Мисин!

Мисин был владельцем магазина компьютерной техники и школьным приятелем Извольского. Деньги на обзаведение он получил от карманного заводского банка.

— Я занят! — сказал Извольский, но в эту минуту дверь кабинета распахнулась, и Мисин показался на пороге. Был он растрепан и изумлен, и глаза его за черепаховыми очками готовы, казалось, были наполниться слезами.

— Ну что такое? — с досадой спросил гендиректор.

— Слава! Ко мне пришли ребята Премьера, сказали, что я им должен!

— Извини, Сашок, — сказал Извольский, — ты со своими долгами разбирайся сам.

— Да не в том смысле должен! Сказали, что мне надо им платить! Все на нашей улице платят — и мне положено!

Извольский мгновение помолчал.

— Слушай, а при чем тут я?