– Невероятно.

Новый вздох, еще глубже. Пенумбра кажется ошеломленным и будто подвыпившим: строго говоря, он выглядит слегка чокнутым.

– Меня ждет работа, – говорит он. – Мне нужно спланировать. Ступай домой, мальчик мой.

– Но…

– Ступай. Понимаешь ты это или нет, сегодня ты сделал кое-что важное.

Он поворачивается и шагает в глубину темных и пыльных стеллажей, тихонько беседуя сам с собой. Я собираю ноут и котомку и выскальзываю за дверь. Колокольчик издает едва слышный звон. Я бросаю взгляд назад сквозь высокие окна, и там, за изгибами золотых букв, Пенумбры уже не видно.

На следующий вечер, придя на работу, я вижу такое, чего не видал здесь прежде, и замираю на месте, открыв рот: в магазине мистера Пенумбры темно.

Дело неладно. Магазин всегда открыт, никогда не спит, будто маленький маяк на этом нехорошем куске Бродвея. Но теперь лампы погашены, а к двери изнутри прилеплен аккуратный листок бумаги. Голенастым почерком Пенумбры на нем написано:

ЗАКРЫТО (AD LIBRIS)

Ключа от магазина у меня нет, ведь он никогда не был нужен. Мы передавали вахту из рук в руки: Пенумбра Оливеру, Оливер мне, я Пенумбре. Сначала я злюсь, эгоистично негодую. Какого черта? Когда он откроется? Разве не надо было сообщить мне по электронке или как-то иначе предупредить? Полная безответственность со стороны нанимателя.

Но потом меня накрывает тревога. Наш утренний разговор – крайне необычное происшествие. А вдруг он так взбудоражил Пенумбру, что того хватил микроинсульт? А то и обширный инфаркт? Вдруг Пенумбра умер? А может, он хлюпает носом где-то в одинокой квартире, где его никогда не навещают родные, потому что дедуля чудной и пахнет книгами? Волна стыда катится у меня по венам, пополам с гневом, и они, булькая, смешиваются в плотный суп, от которого мне нехорошо.

Я захожу в винный на углу купить чипсов.

Следующие двадцать минут я стою на тротуаре, тупо жуя чипсы и вытирая руку о штанину, не понимая, что теперь делать. Идти домой и прийти завтра? Отыскать Пенумбру в телефонном справочнике и позвонить? Ну, это явно нет. Я знаю заранее, что его в справочнике не будет, а кроме того, не представляю, где такой справочник взять.

Стою, пытаясь родить какой-то умный план, и вдруг замечаю знакомую фигуру, плывущую по улице. Это не Пенумбра – он не плавает. Это… это мисс Лапен. Я ныряю за мусорный бак (зачем, собственно, я нырнул за мусорный бак?) и наблюдаю, как она спешит к магазину и, приблизившись и обнаружив его необитаемость, разевает рот, бросается к дверям, встает на цыпочки и читает объявление «закрыто (ad libris)», прижавшись носом к стеклу и, несомненно, извлекая из этих трех слов глубокий смысл.

Потом она бросает опасливый взгляд направо и налево, и, когда бледный овал ее лица поворачивается в мою сторону, я вижу на этом лице тщательно сдерживаемый страх. Развернувшись, Лапен уплывает в обратную сторону.

Я выкидываю чипсы в бак и трогаюсь следом.

Лапен сворачивает с Бродвея на дорожку, уводящую к Телеграфному холму. Скорости она не уменьшает, даже когда рельеф под ногами начинает вздыбливаться: чудаковатый паровозик, который смог. Я уже чуть ли не задыхаюсь, торопливо шагая на квартал позади, и едва успеваю за ней. Высоко над нами на вершине холма пронзает небо шпиль башни Койт, серый контур на фоне густой темноты небосвода. Где-то на середине узкой улицы, выгибающейся вверх по контуру холма, Лапен исчезает.

Я бросаюсь со всех ног к тому месту, где она только что стояла, и обнаруживаю узенькую каменную лестницу, врезанную в склон холма, будто переулочек между домами, круто уходящую вверх под сетчатым пологом ветвей.

Лапен как-то умудрилась подняться уже до половины.

Пытаюсь окликнуть ее: «Мисс Лапен!», – но я запыхался, и выходит только хрип. Кашляя и хрюкая, наклоняюсь ниже к ступеням и бегу за ней.

На лестнице тишина. Свет падает только из узких окошечек, прорезанных высоко в стенах домов по обе стороны от нее; он разбрызгивается над моей головой по ветвям, отягощенным темными сливами. Впереди раздается громкий шорох и разноголосые вопли. В следующую секунду стая диких попугаев, вспугнутых с насеста, лихо проносится сквозь образованный деревьями тоннель на простор ночного неба. Кончиками крыльев они задевают меня по макушке.

Выше раздается сухой щелчок, потом скрип, и вот узкая полоска света разворачивается в широкий квадрат. Тень моей жертвы на миг заслоняет его, и он тут же исчезает совсем. Розмари Лапен дома.

Я добираюсь до площадки и сажусь на ступеньку перевести дух. У этой леди нехилая выносливость. Может, она легкая, и у нее кости как у птицы. Может, она умеет левитировать. Я оборачиваюсь на путь, который мы прошли, и сквозь кружево черных ветвей вижу городские огни далеко внизу.

В домах звякает и брякает посуда. Я стучусь в дверь мисс Лапен.

Повисает долгая настороженная тишина.

– Мисс Лапен? – окликаю я ее. – Это Клэй, который… э… из магазина. Продавец. Мне вас надо кое о чем спросить.

Ага, или обо всем.

Все та же тишина.

– Мисс Лапен?

Я вижу, как полоску света под дверью пересекает тень. Она на миг замирает – затем клацает замок, и Лапен выглядывает.

– Привет, – любезно здоровается она.

Ее жилище – это нора хоббита-библиофила: потолки низко, стены близко, и все забито книгами. Маленький дом, но не сказать чтоб тесный; сильно пахнет корицей и немножечко – травкой. Перед чистеньким камином – кресло с высокой спинкой.

Лапен в него не садится. Она отступает в угол кухоньки, похожей на корабельный камбуз: подальше от меня, насколько позволяет место. Думаю, она выскочила бы в окно, если бы могла туда забраться.

– Мисс Лапен, – говорю я, – мне надо связаться с мистером Пенумброй.

– Может быть, чаю? – говорит она. – Да, чаю, а потом уж бегите.

Она возится с тяжелым медным чайником.

– У молодых людей по вечерам столько дел: всюду успеть, со всеми встретиться.

– Вообще-то, я должен быть на работе.

Ее руки на краю плиты вздрагивают.

– Ну конечно, ясно, но не волнуйтесь, есть много работ… – Я не ищу работу!

И уже помягче я добавляю:

– Мисс Лапен, я серьезно. Мне нужно связаться с мистером Пенумброй.

Она смолкает, но лишь на миг.

– Профессий много. Можно стать пекарем, таксидермистом, капитаном парома.

Она поворачивается и, кажется, в первый раз смотрит прямо на меня. Глаза у нее серо-зеленые.

– Мистер Пенумбра уехал.

– А когда он вернется?

Лапен не отвечает, молча смотрит на меня, потом не спеша оборачивается к чайнику, который уже побрякивает и побулькивает на махонькой плитке. Искрящийся коктейль любопытства и ужаса пропитывает мой мозг. Пора брать быка за рога.