В комнату вошли две женщины в длинных блестящих золотых туниках, с горящими факелами в руках. На их шеях красовались большие округлые ожерелья, которые покрывали плечи и верхнюю часть туловища – символические золотые ошейники фараонов. У обеих женщин вокруг глаз были густо нанесены черные тени. Краска выходила за пределы внешнего угла каждого глаза и заканчивалась небольшим завитком. Веки покрывали синие тени. Их темно-красные губы, бледные щеки и черные волосы, убранные назад в гладкие пучки, делали их совершенно одинаковыми, хотя, приглядевшись, можно было понять, что это не так.

Женщины подошли к статуе Сехмет и поставили горящие факелы в подсвечники по обе стороны скульптуры. Это было странное зрелище: древняя статуя из Египта, окруженная примитивными факелами, в современной комнате с искусственным освещением.

– Добро пожаловать в «Общество Сехмет», – проговорила одна из женщин, когда они повернулись лицом к группе.

– Анх приятно, что вы приняли приглашение, – продолжила вторая.

Похожие друг на друга женщины продолжали по очереди говорить низкими голосами. Они не были роботами, но складывалось впечатление, что они – половинки одного целого. У меня возникло подозрение, что одна из них до этого несла фонарь, указывая путь, а вторая была владелицей белой перчатки, собиравшей наши приглашения.

– А теперь для нас честь приветствовать…

– …его высокопреосвященство Анх.

Среди присутствующих раздались приглушенные голоса. Затем в помещении воцарилась тишина, в которой слышалось только общее дыхание.

Когда две женщины посчитали, что маленькая группа девушек уже испытывает должное благоговение, они вернулись туда, откуда вошли. Одна держала портьеру, а другая открыла дверь. В комнате повисло ощущение предвкушения. И тогда перед нами появилась высокая стройная фигура.

Сначала я подумала, что это мужчина, потому что человек был в мужской одежде. Черный цилиндр, вошедший в моду благодаря американскому президенту Линкольну, черный сюртук, брюки и блестящие черные туфли. Под пальто виднелись малиновая рубашка и жилет с черно-красным орнаментом пейсли. Черные перчатки, черный шейный платок и черная трость, увенчанная богато украшенной золотой головой, завершали ансамбль.

Когда Анх подошла к Сехмет, я стала сомневаться по поводу его половой принадлежности. Движения были легкими и изящными, черты лица и волосы прятались в тени под полями шляпы. Мой стул стоял далеко, но я разглядела гладкую светлую кожу, четко выраженную челюсть и длинный тонкий нос, однако полные губы и высокие скулы заставили меня сделать вывод, что перед нами все-таки женщина. Когда же я внимательно изучила этого человека, у меня появилось отвратительное чувство, что я упустила нечто важное.

– Добрый вечер.

Голос Анх не дал никаких подсказок относительно его пола. Он был спокойным, чуть громче шепота, где-то в диапазоне тенора. Несмотря на то что говорила Анх негромко, каждое ее слово доходило до всех уголков помещения.

– Мне очень приятно наконец-то встретиться с вами, дорогие дамы «Общества Сехмет».

В комнате послышался шорох. По моему личному опыту, девушки не могут долго сидеть неподвижно, особенно в корсетах и тяжелых облегающих юбках.

– В прошлом кто-то из вас имел честь присутствовать на наших встречах, посвященных изучению Сехмет, а также другим увлекательным аспектам египтологии. Некоторые же впервые приняли приглашение присоединиться к нам этим вечером. Примите мои извинения за то, что сегодняшняя дискуссия не будет посвящена значению урея[24], как вы, наверное, ожидали. Давайте поговорим об этом во время обычной встречи в дневное время.

Несколько сдавленных смешков дали понять, что это была шутка.

– Действительно, – послышался мрачный смех Анх, – мне приятно, что многие из вас решили покинуть – как они это называют – «событие сезона»? – и присоединиться к нам здесь, на нашей скромной встрече. В конце концов, чего молодая и одинокая женщина может ожидать от такого мероприятия, как «Бал Роз»? Или мне стоит быть точнее и называть проходящие в высшем обществе приемы своими именами? Соревнования. Показуха. Выставка лошадей. Рабские аукционы.

Я наклонилась вперед, заинтригованная речью Анх, внимательно прислушиваясь к произношению слов или акценту, которые могли бы помочь определить пол этого человека.

– Под словами «лошади» и «рабы» я имею в виду вас, мои дорогие барышни. Потому что в глазах богатых, красивых молодых холостяков, а также не очень привлекательных или богатых вы именно этим и являетесь. В глазах тех людей, кого вы предпочтете проигнорировать, когда ваши мамочки и папочки их вам представят.

Девушки согласно кивали и переглядывались – стало понятно, что они одобряют слова Анх.

– И почему, мне интересно, вас выставляют напоказ ваши компаньонки, пока вы ждете – нет, изнываете в ожидании – взгляда молодого человека, который вам нравится? Почему именно вас хранят невинными и заковывают в корсеты в гостиных ваших домов? Почему, спрашиваю я вас, барышни, именно женщина должна сидеть тихо и трудиться над тем, чтобы быть стройной, красивой и при этом иметь в голове умные мысли? Почему вы не можете иметь собственное мнение и переживать приключения, заниматься интересными и вдохновляющими делами? И почему вы должны находиться под постоянной опекой матери, прислуги или какого-то мужчины: отца, брата, дяди… мужа?

Я никогда раньше не думала о том, о чем говорила Анх. Ни одна из этих мыслей даже не закрадывалась в мою голову, хотя изо дня в день я наблюдала ограничения, наложенные на других девушек, особенно на тех, что принадлежали к высшему обществу. Я была необычным исключением, потому что жила при минимальном участии взрослых в моей жизни, но все еще испытывала на себе некоторые ограничения, наложенные обществом, и чувствовала определенные ожидания с его стороны. И хотя суфражистки проповедовали идеи о получении права голоса, слова Анх, прозвучавшие сегодня вечером, были о концепциях вне политики. Слушая ее, я снова почувствовала злость из-за того, насколько тяжела судьба женщины. И, по-видимому, не я одна, потому что кто-то начал хлопать, а затем комнату наполнили громкие аплодисменты. Я присоединилась к ним и заметила, что мисс Стокер сделала то же самое. Казалось, что она смотрела на оратора так же внимательно, как и я.

Анх прохладно улыбнулась, а затем она (я использую местоимение женского рода для простоты) подошла к статуе и будто посоветовалась о чем-то с Сехмет. Конечно, это была причудливая концепция, с помощью которой Анх просто пыталась управлять доверчивыми и впечатлительными девушками. Она хотела, чтобы ей поверили.

Затем Анх снова посмотрела на нас:

– Почему молодые женщины не могут выбирать, куда им пойти и чем заняться? Почему у вас нет такой же свободы, как и у мужчин?