— Мы тоже чтим Христа, — миролюбиво сообщил я. — Наш лагерь рядом. Можете отдохнуть у нашего костра.

— Христос! — гневно ответил, словно плюнул, монах. — Мы его не знаем.

— Тогда кому же вы поклоняетесь? — озадаченно спросил я.

— Наш господин — Митра! — торжествующе провозгласил он, и остальные монахи одобрительно повторили за ним это имя.

Если он рассчитывал поразить меня, то напрасно. Заявление монаха меня удивило, это так, но не настолько, чтобы поразить.

— Митра! — Я не скрывал изумления. — Этот старый убийца быков покинул Британию вместе с римлянами, так говорили святые люди — епископы Илтид и Элфодд. Они не просто святые, они — ученые люди.

— Митра жив! — безапелляционно заявил человек с колокольчиком. С этими словами он убрал с лица повязку, словно дамскую вуаль.

Открылось лицо, изуродованное болезнью; щеки и нос бедняги были изъедены, подбородок в язвах, губы почернели, а на лбу под покрытой струпьями кожей блестела кость. Вообще вся кожа лица сгнила, на нем живого места не было!

— Прокаженные! — выдохнул Передур.

Да, молодой воин не блистал манерами, но я не собирался показывать свой страх перед лицом страшной угрозы. Наоборот, я постарался улыбнуться, надеясь, что улыбка не выглядит слишком кривой.

— Я предложил вам гостеприимство и не отказываюсь от своих слов. Можете отдохнуть у нашего костра.

— Дурак! — ответил прокаженный хриплым шепотом. — Ты стоишь на земле, посвященной Митре.

Ветер рванул его плащ, который я поначалу принял за рясу, и в мерцающем лунном свете на груди его блеснула древняя лорика[2]; спата[3] с бронзовой рукоятью висела у него на бедре, а брошь на плече украшало изображение волчицы и слова «XXII Легион Августа».

— Славь великого Митру! — прошипел прокаженный.

А вот это было уже серьезно! Я осенил себя крестным знамением — так всегда поступают добрые братья в минуты испытаний, ища помощи у Отца Небесного. Движение было скорее инстинктивным, но результат оказался ошеломляющим.

Небо пронзила молния. Все вокруг озарилось ослепительным белым светом. Прокатился раскат грома. Я прикрыл глаза рукой. А когда снова осмелился взглянуть на мир, обнаружил, что мы с Передуром стоим на вершине холма, а ветер пытается сорвать с нас плащи, захлестывая их вокруг ног. Мы были одни. Девять прокаженных исчезли, не оставив после себя ничего, кроме запаха серы.

Глава 11

Еще один раскат грома прозвучал у нас над головами. Казалось, небо сейчас расколется и рухнет на землю дождем осколков. Я чувствовал, как Передур прижимается ко мне плечом.

— Здесь не обошлось без козней дьявола, — я изо всех сил пытался говорить спокойно. — До утра будем бодрствовать.

Вернувшись к нашему жалкому костерку, мы подбросили дров в огонь и сели поближе к племени, чтобы переждать беспокойную ночь. Таллахт спал.

Как только забрезжил рассвет, я отправился на вершину холма в надежде найти следы ночного происшествия. Но ветер хорошо поработал, никаких следов я не нашел. Зато заметил дымок от костра не так уж далеко от нас к югу. Разбудив Таллахта, мы оседлали лошадей и направились туда, где я видел дым.

Однако дорога заняла больше времени, чем я предполагал, и когда мы добрались до места, нашли только остывающий пепел. Передур в очередной раз доказал свое мастерство. Запретив нам сходить с коней, он пошел по брошенному лагерю, время от времени приседая, отыскивая следы, видимые лишь ему одному.

— Здесь было четверо всадников, — объявил он.

— Куда они пошли? — спросил Таллахт.

— На юг. Но это не всё…

— Ты говоришь — четыре? — перебил его Таллахт. — А где же были их лошади? Я что-то не вижу…

— Таллахт! — резко осадил я его, — дай сказать Передуру. Он сейчас тут главный.

— Лленллеуг с ними, — кивнув мне, сказал Передур. — Только у одной лошади наши подковы.

Таллахт оглядел оставленный лагерь и пожаловался:

— Ты говоришь, столько людей, а следов почти не видно. Как такое может быть?

— А ты ничего и не увидишь. Они очень старались скрыть любые следы.

— А ты, значит, видишь? — усмехнулся Таллахт, — а потом говоришь все, что придет тебе в голову.

Он явно обидел Передура недоверием. Тот немедленно огрызнулся:

— Если бы ты не мнил себя следопытом, глядишь, что-нибудь и заметил бы!

— Хватит пререкаться! — Мне очень не нравилось, как они ведут себя. — Что на тебя нашло, Таллахт? А ты, Передур… не похоже на тебя.

— Он первый начал, — фыркнул Передур.

— Врешь! — воскликнул Таллахт. — Я только сказал, что...

— А ну прекратите! — прикрикнул я на них. Оба ответили мне угрюмыми взглядами, ну прямо как дети, которых ругают старшие. — Послушайте, вы, двое, вы еще подеритесь мне тут! Чтобы я больше ничего подобного не слышал! — Я нахмурился и, обращаясь к Передуру, сказал: — Идем вперед. Порядок тот же. Двое на одной лошади…

— Я лучше пешком пойду, — пробормотал Передур себе под нос.

— Решай сам. Первый переход идешь пешком.

Таллахт ухмыльнулся, и я тут же развернулся к нему.

— А ты, мой друг, займись пеплом. Потом скажешь, как давно погас костер.

Молодой воин хотел было возразить, но посмотрев на меня, решил не перечить. Спешившись, он подошел к кострищу и начал рыться в пепле.

— Они на рассвете ушли, — заключил Таллахт. Поднявшись, он вытер руки о штаны и вызывающе добавил: — Если, конечно, у кого-нибудь нет другого мнения.

— Никто тебе не возражает, — сказал я, устав от их пикировки. Мы снова тронулись в путь.

Меня удивила перемена в отношениях парней. Раньше они относились друг к другу по-дружески, часто хвалили один другого, и совсем не пререкались. Теперь они вели себя как сварливые старики, всеми силами отстаивающие свое мнение. Я полагал, что эти изменения вызваны трудностями нашего путешествия и выбросил их из головы. В конце концов, мы плохо ели, устали, и тут любой станет раздражительным. Но пока они не вернутся к прежним отношениям, лучше держать их порознь.

Мы продолжали идти на юг. Солнце взошло, но, как и накануне, скоро подернулось белесой дымкой зноя. Все утро мы шли, останавливаясь только за тем,